Пока одни танцовщицы поют песни или декламируют старинные стихи, а другие распевают застольную, выделывая при этом всевозможные фигуры, взглянем на бродяг-музыкантов. Вот они все в ярко-желтых косынках и бамбуковых шляпах швырнули наземь свои дорожные котомки и под неистовый грохот барабанов пустились в пляс, покачивая в такт музыке бедрами и заигрывая с танцовщицами.
Так они прошлись по кругу раз и два и вдруг увидели Нольбу.
— А, вот ты где! — завопили бродяги и, схватив Нольбу за руки и ноги, принялись таскать его по земле, будто соху.
Нольбу показалось, что внутри у него все перевернулось, а глаза вот-вот выскочат из орбит.
— Да что ж это такое? — закричал он истошно. — Велите, что хотите! Только не губите!
В ответ на его мольбу бродяги в один голос заявили:
— Хочешь остаться в живых — отдай нам все крепости на свои поля и земли. А будешь упираться — помрешь, не сходя с места!
С треском открыл взбешенный Нольбу комод и отдал бродягам бумаги, а те поделили их между собой и тотчас исчезли.
Глядя на все это, Заячья Губа решил, что пришла пора уносить ноги, и так сказал Нольбу:
— У меня дома неотложное дело. Я мигом обернусь.
— Э, приятель, — отвечал ему Нольбу, — начатое дело на полпути не бросай! Тыкв у нас осталось еще порядком, а в какой-то из них, говорят, много золота. Неужто мы не найдем его, если распилим одну за другой все тыквы? Отныне я буду добавлять тебе денег за каждую распиленную тыкву.
Тут уж Заячья Губа не мог устоять и снова взялся за пилу.
Плавно ходит пила.
Ну, наддай!
Крак! — и из развалившейся тыквы, стараясь опередить друг друга, стали выскакивать мужланы: Говорун, Упрямец, Нанджуги, Мошка, Жучок, Кунпхёни, Здоровяк, Есуги, Мусуги, Хагони, Погони, Коротышка, Дубинка, Крючок, Злюка, Лоскут, Плакса, Крепыш... Выбравшись из тыквы, мужланы тотчас же схватили Нольбу, крепко-накрепко скрутили его бельевой веревкой и подвесили на дереве. Затем отыскали промеж себя молодчика, ловко орудующего палкой, и приказали ему:
— Бей этого мерзавца что есть силы!
Молодчик засомневался.
— А что, если он окочурится от такой взбучки? Разве получена бумага, что с ним можно обращаться как с убийцей?
Часть мужланов, посовещавшись, решила:
— Не будь такой бумаги, нас бы не стали собирать всех вместе. Потешимся вдосталь над этим негодяем, а напоследок разорвем его на части и разойдемся. Прекрасный способ убить время.
— Правильно! — закричали остальные.
Пока одна половина мужланов готовила казнь Нольбу, в центре внимания прочих оказался Тхольпхёни.
— Пусть каждый, — предложил он, — как умеет, споет одну коротенькую песню. А кто не сможет открыть рта, того накажем штрафным хлебом!
И с этим уговором Тхольпхёни первым начал песню:
Иней выпал предрассветный,
День встает. Проснитесь, дети!
Там, на северной вершине,
Вырос папоротник пышный.
Отправляйтесь спозаранку
Рвать его, наварим нынче
Для вина закуски свежей.
Следом за ним какой-то мужлан запел:
Возможно ли поспорить человеку
Со справедливой волею небес?
Уж если мы безнравственным поступком
Зовем поджог дворца Афан в Саньяне,
То что сказать о княжиче Иди
[225],
Утопленном в реке Биньцзян убийцей?
Затем вперед вышел Кунпхёни и спел песню — смесь из коротких стихов:
«Не каждый мог назвать
Любимую любимой,
Не каждый тосковал
И сетовал в разлуке».
«Неслышно Имчжинган
И Тэдонган струятся,
И грустное «куку»
Звучит с гробницы царской».
«Так нацеди вина
Нам поскорее, мальчик!
Мы нынче будем пить
И будем веселиться!»
Упрямец спел несколько строф из разных стихов с рифмою «ветер»:
«Перед воинами выл
В травах и деревьях ветер».
«Челн, плывущий по Бяньши,
Обвевает дальний ветер».
«С веток персиковый цвет
В сумерках роняет ветер».
«Молит духов Чжугэ Лян
О юго-восточном ветре».
Как связать мне меж собою
Это множество «ветров»?
Здоровяк спел песенку подобного же рода с рифмою «лет»:
«В краю пустынных рек и диких гор
Безмолвие царит уже сто лет».
«Ночной порой, при ветре и луне,
В Цзяннани я тоскую много лет».
«Неразделимы радость и печаль,
Так на земле ведется сотни лет».
«За жизнь свою не может человек
Изведать дважды счастье юных лет».
«Год кончен — миновали холода,
Но не считаю я идущих лет».
За ним снова запел Упрямец — на этот раз его песенка была с рифмою «людей»:
«На зелень ив устремлены глаза
Поток переплывающих людей».
«Цвет тополя вселяет грусть в сердца
Переправляющихся вброд людей».
«На всех — цветы кизила... Лишь меня
Недостает в кругу родных людей».
«Уйдешь на запад из заставы Ян —
Не будет близких у тебя людей».
Далее последовала песня Крючка о временах года:
Весной цветы повсюду расцветают,
А летом в рощах зеленеют листья.
По осени прекрасен клен багряный
И яркие желтеют хризантемы.
Зимой кружатся в воздухе снежинки
И сходят воды, обнажая камни.
Что было бы без четырех сезонов?
Что было бы без верности на свете?
[226] Злюка сложил песню на тему «благодеяние»:
Как может жизнь свою прожить спокойно,
Ни разу не свершив благодеянья,
Тот, кто на свет родился человеком?
На десять тысяч лет свой род продолжив,
Потомкам суждено прославить предков.
Оставив дом почтительным потомкам,
Благодеянье предки совершают,
Суйжэнь содеял благо, обучая
Людей, как на огне готовить пищу.
Дав воинам для битв щиты и копья,
Сюань Юань
[227] свершил благое дело.
Помянем заодно «благодеянье»
[228].
Лю Сюаньдэ, который правил царством
Во времена «трех государств» в Китае;
«Благодеянье» Чжан Идэ, который
В стране Си-Шу был славным воеводой;
«Благодеянье» Пан Дэ, который
В стране Си-Лян был видным полководцем;
«Благодеянье» полного коварства
Цао Мэндэ, героя Века смуты.
Но что нам эти все «благодеянья»?
Посмотрим, что Нольбу за благодетель!
