— Добрый день, Карина Васильевна, — немного натянуто улыбаюсь я, стараясь говорить как можно спокойнее. — У вас будет минутка?

И понимаю, что все это просто слова. Я знаю, что нужно. И что скажет мне врач. Но пытаюсь до последнего делать вид, что все нормально. Что я справлюсь, все смогу сделать.

— Да-да, — кивает она. — График сейчас невероятно плотный, но мне очень нужно поговорить с вами.

Я невольно бросаю взгляд в сторону спящего Кирюшки.

От главврача это не укрывается. Она только украдкой вздыхает, а потом манит за собой.

— Идёмте же, Алиса.

В кабинете нашего главврача светло, просторно и пахнет очень приятно и немного сладковато. Солнце освещает, кажется, даже самые далекие уголки. Широкий стол, бумаги, ноутбук. Шкафы, заполненные разноцветными папками. На стене — анатомические карты. Или как их там… Да уж, тут не особо хотелось вникать. И плевать, что можно показаться жутко необразованной. Она мне, эта образованность, ни капли не может помочь: ни спасти моего мальчика, ни раздобыть огромную сумму денег, о которой, само собой, пойдет речь.

Главврач начинает говорить. Уверенно, спокойно, будто обволакивает карамелью — такое мягкое сопрано, убаюкает так сладко, что и анестезии не потребуется. Словно пытается укрыть от болезненных слов, насквозь пробивающих защитную оболочку.

— Чем раньше сделаем операцию, тем лучше, Алиса. Пройдёт в два этапа. Мы наблюдаем ухудшение состояния.

Да, знаю. С таким пороком живут до десяти лет. Если повезёт — до двенадцати. Нужны деньги. Я понимаю, что от этого просто никуда не денешься. И это плохо, очень плохо.

Не то чтобы я не знала этого. Но все деньги уходят на поддержание текущего состояния. Ладно, можно что-то придумать. Наверное. Заталкиваю подальше накатывающую панику. Поговорить с Лидой, пусть потрусит своего работодателя и любовника. Подруга умеет находить выход из самых неожиданных ситуаций. Я знаю.

Да и тут можно что-то сделать. Всё же мне на работе обещанная премия — приличная сумма. И если поскрести по сусекам да кое-как затянуть ремень…

На глаза наворачиваются слёзы. Мало, слишком мало, как бы я себя не уговаривала.

Всё равно не клеится. На что-то надо жить. Пока ещё питаться воздухом я не научилась.

— Вы меня слышите? — участливо спрашивает Карина Васильевна.

— Да, конечно, — киваю я.

Конечно… Только вас и слышу, доктор.

Нужно время. Мне очень нужно время.

Повисшая тишина заставила поёжиться. Я прекрасно понимаю, что сейчас не могу дать ответ. Но и тянуть нельзя.

— Я приду на следующей неделе. Или…

— Через две? — без всяких эмоций уточнила Карина Васильевна.

Стоит рассчитывать собственные силы и возможности. Переборов трусливое бахвальство и четко понимая, что за неделю не раздобуду нужной суммы, я подтверждаю:

— Через две.

Гостинцы для Кирюшки пришлось оставить у главврача. После разговора я чувствую себя настолько мерзко и обессиленно, что не хочу никого видеть. Нет, просто не могу. Благо Егор всё ещё спит. Поэтому в этот раз обошлось.

На улице по-прежнему светло и тепло. Совсем другая жизнь, далекая от запахов лекарств, опустошающей белизны и леденящих душу звуков: шагов, шороха накрахмаленных халатов и тихих вздохов. Ибо громко вздыхать в клиниках не принято. Даже если всё очень плохо.

Мне нечего сказать и некому помочь. На работе… Нет, даже нельзя взять нагрузку уволившейся коллеги — шеф просто не даст. Он все намекал, что можно стать его любовницей, тогда и оклад повысится, но я отказала. Не могу так, противно обманывать его жену и маленького сынишку. Нельзя так. Шеф понял, но, разумеется, теперь ни на какие поблажки не пойдет. Не захотела быть любовницей — значит, сама виновата.

Я бросаю быстрый взгляд на клинику. Едва заметно качаю головой и делаю глубокий вдох. Несмотря на теплую погоду, руки заледенели. Поморщившись, тру ладони друг о друга. Приказываю слезам убраться подальше. Не сейчас. Если буду плакать, то не смогу ничего сделать для своего мальчика. Я должна быть сильной.

Я достаю телефон и набираю номер лучшей подруги.

9

Она не берет трубку.

Морщусь, приказываю себе успокоиться. Держи себя в руках, Алиса. Ты — взрослая женщина. Не давай повода своим внутренним демонам с полного страха глазами выбраться наружу.

Почему с такими глазами? Не знаю. Подхватила это странное сравнение от коллеги, который не устает повторять, что у всех женщин и мужчин есть такие демоны, когда приходят паника и страх.

Я бреду по дороге, не обращая внимания на проходящих мимо людей, практически ничего не вижу и не слышу. Чудом не попадаю под колеса к велосипедисту, который решил срезать дорогу.

На другой стороне у магазина мать присела на корточки и протягивает девочке большой яркий леденец на палочке. Малышка счастливо хохочет и берет угощение.

Мне снова хочется плакать. Потому что на месте этой крохи мог был быть Кирюшка, наслаждаться солнцем, днем и сладостью, но… в больнице.

Трель мобильного, который я сунула в сумку, заставляет невольно вздрогнуть. Потому что я о нем успела позабыть, будучи полностью в мыслях о Кирюшке. Беру его, на экране высвечивается: «Лида».

Лида, Лида, Лидочка… Великовозрастная оторва, рыжая, как солнце, которая терпеть не может официоза, религиозно-традиционного «Лидия» и светских разговоров. И ещё. Мужчины её просто обожают.

Мои губы невольно тянутся в улыбке, плохие мысли отходят на другой план.

Вот он мой лучик солнца на темном небосводе.

Лидочка — подарок судьбы. Мы познакомились ещё в университете. Она невозмутимо плюхнулась возле меня в первый день занятий и сказала: «Ты прикольная, только тихая какая-то. Вообще не понимаю, как такие бывают. Но вроде ничего, норм».

Тогда меня почему-то это оскорбило, и я тут же поинтересовалась, почему тихая. Так и завертелся первый разговор.

Я беру трубку, и тут же приходится отодвигать её подальше, потому что слышится требовательное мяуканье и ругань Лиды. У подруги живет нахальный пятнистый и очень толстый Няшик, считающий себя центром вселенной. Единственный мужчина, которому можно жить с ней в одной квартире. Остальных любовников она на совместное проживание не рассматривает. Кот — отдельно, мужчины — отдельно.

— Няшик, я сказала, жрать то, что в тарелке! — рявкает Лида совсем не женским командным голосом, и мяв на какое-то время стихает.

Я еле слышно смеюсь:

— Подруга, ты умеешь поздороваться.

— Я не виновата, — рубит она. — Это всё он! Только что покормила, и снова мало. А теперь задницей своей роскошной становится к тарелке и зарывает. Отличное мясо дала, сама не поела.

Почему-то на душе становится теплее. Это как раз та милая и совершенно необходимая история с бытовушкой, которая помогает мне отвлечься от мыслей про Кирюшку.

— Ты где вообще пропала? — трещит Лида. — Я жду тут тебя, совсем уж заскучала, ибо рядом только мужики, а с ними нормально не поговорить.

— Дурочка, — беззлобно фыркаю я.

— Сама такая, — не теряется Лида. — Я девушка простая, вижу мужика — хочу его. Разумеется, если он способен что-то предложить девушке и действительно в моем вкусе. Всё остальное предпочитаю обсуждать с женщинами.

Каждый раз Лида говорит это как истину, ничего не остается, как с ней согласиться. И я… соглашаюсь.

— Кстати, про женщин, — резко меняет она тему. — Что там твой начальник? Последнее время я как ни спрошу про твои дела на работе, так ты сразу принимаешь элегический вид, прямо как Няшик, решивший наделать в ботинок.

— Лида, прошу, не дури, — огрызаюсь я, чувствуя, как снова меня швыряет в мир расстройства и сомнений.

Она ничего не говорит, но я вижу, как закатывает свои синие, как небо, глаза. И бесится. Каждый раз бесится, когда я умолкаю и не говорю об этом… нехорошем человеке.

— Ну так что? — не сдается она.

Я кусаю губы и молчу. Смотрю на булочную, возле которой стою, и думаю, что как только поговорим, сразу зайду туда и куплю что-то перекусить. Булочку с маком. А лучше сендвич с бужениной. Он мне будет куда полезнее.