Взгляд со стороны
23 декабря 2017 г., дом семьи Сорокиных
Вечером, когда Марина прислала мне вКонтакте три наши с Устиньей фотографии, я написал ей:
– Что ты такого увидела? Почему вдруг стала фотографировать? Что тебя зацепило?
– То, с какой любовью и лаской Устинья Яковлевна к тебе отнеслась, как сыночком нарекла. Как им, бедным старикам, необходимо внимание. Каково это – пережить своих детей…
– Ну её сыну-то было 70 лет – это немалый срок! И не каждому столько жизни даётся прожить. А внимание нужно любому. И мне. И тебе. Без внимания и любви человек вянет и засыхает, как цветок без влаги.
– Ну вот у вас и было взаимное общение в любви, очень трогательно. А что касательно возраста детей… – его нет. Для матери и 70-летний остаётся все-равно маленьким сыночком, да и что наши года?! Я вот стою перед батюшкой, губки надуваю, капризничаю, чуть ли не ножкой топаю, и понимаю, что мне даже не 18, а все 5.
Спроси любого старика, верит ли он, что ему столько лет? И любой ответит: «Нет, не верю!» Жизнь пролетела незаметно, а у души нет возраста.
– Ты права, Марина. Вставлю твои золотые слова в свой братский дневник!
Для себя отмечаю, что происходящее нельзя назвать моей единоличной фантазией, так как даже такой всегда критично настроенный человек, как Марина К., свидетельствует о подлинности моего опыта.
Осмысление
23 декабря 2017 г., дом семьи Сорокиных
Отметил, что некоторые действия я выполняю под копирку с отцом Валерием, но при этом они доступны осмыслению, наполняются моим личным опытом и пониманием.
Например, то, как я смотрел на Устинью было, – я внезапно осознал, – полной копией того, как о.Валерий смотрит порой на нас. Теперь я воспринял, наконец, что он смотрит на нас из реальности Любви. Умом я и раньше это понимал. Но теперь осознал изнутри, пропустил через себя, прожил, как личный опыт.
Или, когда я сказал Устинье на её замечание, что она не знает, кто такая Марина:
– Это – наш новый повар. Теперь у вас всегда будет вкусно приготовлено, потому что Марина всё, что делает в жизни – делает с душой. И это было сказано мной в интонациях нашего духовника и не было неправдой, а было, – как бы точнее выразиться, – взглядом поверх земного человека на всё то лучшее, что в нём есть и чем он может с Божьей помощью стать. Ранее мне не был доступен подобный взгляд на другого человека.
Или вот ещё пример: когда Марина напомнила, что пора уходить, я сказал, мол, Устинья Яковлевна, Вы меня отпускаете? И сделал это не из соображений этикета, хоть и много раз до этого я в точности повторял этот оборот речи за о.Валерием и о.Алексеем К. (думаю последний тоже научился этому от своего благочинного), просто потому, что он мне по форме нравился, отдавал стариной и чем-то ещё неуловимым… А в этот раз я сказал эту фразу осмысленно, так как прекратить возникшие отношения нужно было не резко и не грубо, но по взаимному согласию и добровольно. Впервые эта фраза наполнилась для меня подлинным смыслом, внутренним содержанием.
Кстати, слепота Устиньи Яковлевны, которая на первых порах общения помогала мне лично не смущаться, потом стала помехой в том смысле, что сильно захотелось видеть её глаза, живой отклик в них, а в конце встречи стало ужё всё равно, потому что уже не понимаешь, чем ты смотришь – глазами ли, сердцем ли и что именно ты видишь – телесную оболочку или душу близкого человека.
* * *
Распрощавшись, мы вышли в коридор и добрались до столовой. Сёстры нарядили ёлку, атмосфера была праздничная. Кроме нас в помещении были насельницы монахиня Александра и Вера Пампушкина. Марина и Люда и о монахине и о Верочке, высказывались хоть и по доброму, хоть и с улыбкой, но столь свысока, что это резало моё сердце, словно ножом. Так и хотелось сказать: сёстры, дорогие, неужели вы не видите, кто перед вами – что это за чудесный и милый человек и как вы кривите душой, вредите себе, отвергаясь Любви, возвышая себя и принижая Истину того, что человек, стоящий перед вами – бесценен, уникален и бесконечно дорог Богу и потому, через это – дорог нам, мне лично.
По опыту я знаю, что такие высказывания ни к чему хорошему не приводят. Мало знать в глубине какую-то непреложную истину, недостаточно чувствовать её сердцем, нутром. Нужно сделать эту истину частью своей жизни, провести её до самых материальных составляющих своего существа – сделать естественной частью себя… и только так возможно что-то донести до другого. Это длинный путь, недоступный гордости, но нетрудный для Любви. Именно так и доносит о.Валерий до нас то, что считает важным.
Я, конечно же, промолчал. Ведь смысл происходящего – увидеть в себе то же самое отношение к людям. Спасибо, Господи, что открываешь мне мою немощь посредством сестёр!
* * *
Через два часа, на Богослужении в храме И.Милостивого я перевариваю и усваиваю этот богадельничный опыт, словно после какого-нибудь тренинга-интенсива, вот только разница в том, что на мирских тренингах произошедшее доступно уму и чувствам и ты перепроживаешь, осмысливаешь, структурируешь этот свой опыт заново. Происходящее же в богадельне не доступно моим чувствам, лежит за пределами моих рецепторов и моих возможностей восприятия. Сердцу достается тихая радость, лицу – улыбка, чувствам – покой. Но это всё побочные эффекты, а вот происходящее в глубине остается для меня незамеченным. Однако душа этим наполняется, научается и насыщается. Незримо.
И снова сам собой пишется дневник. И снова на сердце радостно.
Делиться любовью
25-26 декабря 2017 г., храм А.Критского, богадельня
Люба почитала мой дневник и сказала:
– Я тоже хочу, как Устинья Яковлевна!
– Что именно? Лежать в кровати целыми днями?
– Нет, чтоб ты смотрел на меня так же, как на неё!
Делаю большие круглые глаза…
– Ой! Перестань, детей напугаешь!
Конечно, разве можно подделать действие благодати? Или прикинуться любящим? Обман тут же будет раскрыт.
* * *
Сегодня я сильно недомогаю. Повысилась температура, гнойные пробки в горле и проч. Однако предстоящее мероприятие не даёт возможности отлежаться. Заехал в богадельню буквально на минутку, чтобы забрать свой белый халат с нашитым красным крестиком на кармане – едем на север города с визитом в сестричество о.Сергия Филимонова.
Сестры встретили приветливо. Приятно чувствовать себя в богадельне немного освоившимся. На пороге 3-го отделения стоит Саша П. в зеленом платочке кандидата в испытуемые. Отрадно видеть её здесь, с нами. Она талантливая, живая и большая умница и мы ещё все будем вдохновляться её полётом. На заднем плане в самом конце коридора у раскрытых дверей палаты на полу стоят пустые санитарные носилки.
– Что-то случилось?
– Насельница Ирина умерла…
Жизнь и смерть в богадельне соседствуют очень тесно.
Зашел к назначенной мне Зинаиде Тимофеевне – она спит с приоткрытым ртом. Посмотрел, наконец-то, на её лицо при свете дня. Постоял немного. Пошёл к Верочке Пампушкиной. Уселся на горшок, и смотрю на неё.
Верочка старательно занимается инвентаризацией своей тумбочки. Вытаскивает из ящиков разные вещи и предлагает по очереди мне. Она как ребенок, но ее нестяжательность и готовность раздать все – поражает. Смотрю на все это и становится стыдно за собственное неправильное отношение к вещам. А вот у Верочки оно правильное. Она понимает, что копить бессмысленно, и всё готова отдать. У бабушек, оказывается, можно многому поучиться. Они уже не зацеплены так за мир, как мы, многие желания и страсти в этом возрасте естественным образом затихают. Не исключаю, что я ещё переменю это своё мнение, побольше узнав их.
