– Я не знала, что вход под водой. Я просто следовала ветру.

Даже свет полной луны не проникал в маслянистые воды моря.

– Так что нам делать?

Мне хотелось ударить Ашеру и утопить. Она повернулась ко мне; губы дрогнули ровно настолько, чтобы я заметил. Она чего-то боялась, и я был уверен, что не меня.

– Я освещу путь, и вы последуете, – сказала она. – А пока избавьтесь от лишнего груза.

– Осветишь путь? Огонь не горит в воде!

– Ее огонь горит.

Она зашла в воду, намочив зеленое платье, которое я ей дал, затем погрузилась с головой и исчезла. Я приказал своим людям бросить все, кроме кольчуг, еды, мечей, аркебуз и зажигательных смесей. Берег усыпали груды черных доспехов, шлемов и копий вместе с разными безделушками – ножами, деревянными мисками, ложками, монетами, бусинами и игральными костями. Мы ждали.

И ждали. И ждали. Она утонула? Я уже был готов отплыть в Гиперион и броситься к ногам императора Иосиаса.

У моей головы зажужжал странный зеленый светлячок. Я прихлопнул его, но появились другие. Они вылетали из воды и мерцали в темноте. Изумрудный свет озарял море и указывал путь. Они светились синхронно, будто обладая единым разумом. Я вошел в воду, чтобы последовать за ними, почти позабыв о сотне воинов позади.

Наверняка они затаили дыхание.

– За мной! На Костани!

Я сделал глубокий вдох и нырнул. Изумрудное мерцание вело меня вперед и вглубь. Металлическая вода разъедала глаза, но я продолжал двигаться, пока не достиг прогала в водорослях. Легкие наполовину опустели, и я рванул внутрь. Проход сузился, но изумрудный свет светлячков не угас. Глаза горели, легкие жаждали воздуха. Я плыл и плыл; голова вдруг коснулась воздуха, и я судорожно задышал.

Я опустился на каменистый пол, светлячки освещали пещеру со стенами, покрытыми дегтем. У входа стояла Ашера в окружении пульсирующих зеленых насекомых. Она задыхалась и, если бы я не поймал ее, повалилась бы наземь.

– Можешь продолжать? – спросил я.

Ее кожа обжигала холодом. Я едва удержал ее, помогая встать.

– Придется. Я должна отвести вас в Костани.

– Прости, что усомнился в тебе.

– Я тоже сомневалась в себе, но никогда не сомневалась в Ней.

Из воды в пульсирующем зеленом свете появлялись мои люди, с черно-красных кольчуг текли ручейки. Скоро всю пещеру заполнят паладины.

Светлячки влетели в черный туннель. Тьма была всеобъемлющей. Не отсутствием света, а частью воздуха. А ветер… Он холодил мокрое тело и шептал слова, которых я не мог понять. Но одно я знал точно: этот ветер ведет в Костани.

Столкновение с Лабиринтом так меня напугало, что, конечно же, я отправился туда во сне. Что-то шептало из темноты. Пока я с факелом в руках спускался по пещерам все глубже, тихонько запела женщина. Ее песня была такой знакомой, хотя я и не понимал почему.

Я спешил сквозь пещеры, желая найти поющую женщину. Вдруг из стены выросли руки черного дыма и загасили мой факел. Я задохнулся от ужаса и, спотыкаясь, помчался во тьме, пока пульсирующие светлячки не осветили путь вперед.

Они вели меня ближе к песне, к женщине. Я дошел до пещеры, освещенной мерцающей сапфировой водой. И она была там.

Женщина сидела на ледяном троне, который плавал на воде. Обнаженная. Стройные бедра переходили в плоский живот и маленькую грудь. Она повернулась и положила ногу на один подлокотник, а спиной уперлась в другой. Женщина погрузила ногу в воду, и по воде пошли мелкие круги. Самым странным были ее лазурные волосы, такие длинные, что падали в воду. Она походила на одну из темзских рабынь, которых Рыжебородый возил по улицам.

Я ступил в воду, чтобы подойти к ней, но моя нога провалилась, и ее обожгло холодом жидкости. Я мог лишь наблюдать, как ее нежное пение дергает струны моего сердца.

Заметив меня, она остановилась. Улыбка не была нежной. Такая же холодная, как ледяная вода. Женщина пошла по воде ко мне, но я не убежал. Она подошла ближе, пристально глядя огненно-зелеными глазами, ее дыхание пахло льдом и медом. Затем она уколола ногтем мой лоб, и я проснулся в испарине.

За окном, выходившим на Небесный престол, в небе взорвался фейерверк, и мир окрасился красным. Шах использовал фейерверки как сигналы для армии. Красный означал войну. Алые вспышки наполнили небо какофонией взрывов.

Я схватил саблю и выбежал из комнаты. Внизу Мелоди надевала кольчугу с помощью Тенгиса.

– Что случилось? – спросил я.

– Будь я проклят, если знаю. – Тенгис пристегнул ножны Мелоди. – Они что, уже здесь?

– Мелоди должна остаться, – сказал я, выходя из двери.

Но, увидев желание в ее темных глазах, я понял, что, как бы ни любил ее, не вправе оставить ее в стороне. Она – воин и должна исполнить свой долг перед шахом и страной.

Снаружи было туманно и влажно. Воздух был затхлым. Люди с удивленно распахнутыми глазами заполнили улицы. Мы с Мелоди протиснулись сквозь них к дворцу, откуда запускали фейерверки. Что бы ни происходило, это было во Дворце на берегу времен.

Янычары промаршировали сквозь царские ворота и вверх по ступеням. Мы побежали за ними. На вершине я уже задыхался, но Мелоди рванула сквозь вторые ворота.

– Погоди! – прохрипел я и опустился на корточки, пытаясь отдышаться. – Мелоди! – Она не остановилась, так что я заставил себя подняться и побежать за ней.

У входа во дворец лежали тела. Вооруженные до зубов янычары бежали к западной части дворца, где мосты вели к семи морским стенам.

Мелоди склонилась над раненым янычаром.

– Расскажи, что случилось, – попросила она.

– Они пришли из дворца. – Губы раненого окаймляла кровь. – Целая армия.

– Куда они пошли?

– На запад. – Он зажал на животе рану, из которой лилась кровь. – К морским стенам.

Мы последовали за янычарами к морским стенам. Воздух пронзали крики и выстрелы. Лекари тащили на носилках кричащих раненых в обратном направлении. Как долго уже идет битва? Судя по телам, не меньше часа.

Когда мы приблизились к стенам, с моря донесся грохот. Пушечный огонь. За вспышками света и огня следовали взрывы. Крестесцы не пошли на Демоскар. Они были здесь. Вдалеке, по проливу, шли корабли и обстреливали город. Но пушки на морских стенах не стреляли в ответ, а значит, враг уже захватил укрепления. Как это возможно? Неужели это все еще сон?

Крепостные стены были впереди, а я задыхался все сильнее, ноги одеревенели от напряжения. Мертвые тела лежали все гуще. Между булыжниками струилась кровь. Воздух наполняла вонь горелой плоти, похожая на смесь серы с кровью и сладким мясом.

По площади тащился солдат, держась за обгорелый живот; его кишки, словно свернувшиеся змеи, торчали наружу. Другого ранило в колени, и от пламени его нога почернела. Помочь им было некому.

Мы с Мелоди спрятались за каменным фонтаном. Мы не успели перевести дух: бомба разорвалась в кустах неподалеку, там, где притаился янычар. Он побежал, объятый пламенем, и со страшным криком упал со стены на насыпь внизу.

Не такой я помнил войну. Слишком много стрельбы. Слишком много бомб. Как нам приблизиться, чтобы использовать сабли и копья?

Рядом со мной пригнулся молодой человек с копьем в руках. Это был начинающий святой воин, которого мы тренировали сегодня днем. Его желтые зубы стучали.

– Убирайся отсюда, – сказал я. – Ты не готов.

– Я готов умереть за Лат.

Он дрожал. В заливавших глаза слезах отразился взрыв прямо над нами. Я повалил их с Мелоди на землю и накрыл собой. Меня оглушило.

Когда мы подняли головы, битва бушевала в тишине.

– Слушайте! – крикнул я. – Под Костани есть запас пищи на годы вперед. Идите сожгите его.

– Нет, – крикнул юноша. Из-за звона в ушах я едва его слышал. Он превратился в ребенка, как происходит со многими на войне. – Я должен остаться, – сказал он. – Должен сражаться.

– Город потерян! – Я вложил руку Мелоди в его. – Корабли вошли в пролив. Сожгите, что сможете.