– Полли! – позвала я. – Куда это ты собралась?

Она вернулась, запыхавшись, переступила порог.

– Лиль-Гулла учит меня про лошадей.

Они с Лиль-Гуллой были ровесниками, и я тотчас подумала о нас с Беном. Глаза защипало – я моргнула, сдерживая слезы. Полли крепко подружится с негритянским мальчиком, а что потом? Когда они подрастут, общество заклеймит ее позором…

– Не думаю, что это хорошее дело, – нахмурилась я.

– Но ты же хотела, чтобы я почаще занималась верховой ездой. Не понимаю… – Ее хорошенькое личико обиженно сморщилось. – Сейчас, когда нет большой страшной лошади, это совсем весело. Гулла говорит, остальные лошадки поспокойнее.

– Как это – нет большой лошади? – насторожилась я, и меня осенило. – Лошадь пропала, и Индеец Питер ничего мне не сказал?

Щечки Полли сделались пунцовыми – похоже, это был секрет, ее просили никому не рассказывать о пропаже.

– Сестрица, я… – пролепетала она и смешалась.

А у меня всполошенно забилось сердце. Во-первых, Бен, судя по всему, украл лошадь, и мои собственные рабы скрыли это от меня; во-вторых, это был еще один удар по нашим финансам.

– Все хорошо, Полли. Ты правильно сделала, что сказала. – Я поманила ее к себе. – Только надо было сказать сразу. Я пошлю за Квошем.

– Не говори никому, что это я выдала тайну! – взмолилась она. – Пожалуйста!

– Полли, я…

У нее задрожали губы, в голубых глазах стояли слезы.

– Прости, детка, но ты не должна молчать об украденных лошадях или о чем-то другом, что может нанести вред плантации. У тебя вообще не должно быть тайн. Тайны всегда приводят к неприятностям. – Я вышла из-за стола и развела руки в стороны. – Иди ко мне. – Обняв сестренку, я погладила ее по голове, и она разрыдалась.

– Из-за меня теперь у всех будут неприятности!

Полли была выше, чем я в ее возрасте; она уткнулась мне в плечо, и голос был почти неразличим.

– Полли, милая, Бен – беглый раб, и он украл лошадь. Мне лучше об этом знать, потому что, если Бена поймают, я постараюсь спасти его от наказания кнутом.

– Или от виселицы! – провыла Полли сквозь слезы. – А беглым рабам после восстания на Стоно-Ривер отрубили головы!

У меня кровь застыла в жилах. О чем я только думала раньше? Надо было сразу послать кого-нибудь за Беном, пока он не попался властям!

– А Лиль-Гуллу ты тоже накажешь кнутом? – прохныкала Полли, подняв ко мне мокрое от слез лицо. – Не надо! Пожалуйста, скажи, что ты этого не сделаешь. Гулла предупредил, что, если я расскажу тебе про лошадь, ты его выпорешь до крови!

Я, отстранившись, заглянула ей в глаза:

– Полли, ты же знаешь, что у нас здесь это не принято. Гулла раньше жил на другой плантации.

– Но это тоже была наша плантация. Он так сказал.

– Послушай, никто Гуллу не накажет. А теперь беги, найди Квоша и приведи ко мне. Я попрошу его узнать для меня про большую лошадь у Индейца Питера, тогда никто не подумает, что ты выдала мне секрет твоего друга.

Полли шмыгнула носом и вытерла глаза тыльной стороной ладошки.

– Правда? Ты лучшая сестра на свете! Самая-самая лучшая!

– Знаешь, хороших и надежных друзей нужно беречь. – Я достала муслиновый платок и промокнула слезы у нее на щеках. – Возможно, однажды Гулла тебе пригодится. Все, Полли, беги скорей, мне срочно нужен Квош. Слышишь?

– Да, сестрица. – Она резво развернулась и помчалась искать Квоша.

Я снова села за стол – надо было закончить письма отцу и Чарльзу и немедленно отправить Того с ними в город.

По косяку двери постучали, я вскинула голову, и порог переступил Квош, комкая в руках шляпу, в которой он работал в поле. На его лице была написана тревога – он тоже потерял друга.

– Лошадь тоже пропала, – сказал Квош, прежде чем я успела раскрыть рот.

– Питер знает?

– Индеец Питер знает. Он сказал Бену про убежище в форте Святого Августина.

– О том, что испанцы обещают свободу беглым рабам?

– Да, миз Лукас.

– А ты думаешь, это правда? Испанцы сделают их свободными?

– Нет, миз Лукас. Не всех. Тех, кто владеет каким-нито ремеслом, отпустят. Остальных сделают солдатами. Таких, кто только землю пахать умеет.

– Бен владеет ремеслом.

– Да, – кивнул Квош. – Раз он взял лошадь, будет добираться по берегу. Он знает про Гарден-Хилл. Думаю, он сначала остановится там, получит кров и еду, а потом двинется дальше.

– Почему ты мне все это говоришь?

Квош молчал. Но я и сама знала ответ – он хотел поехать за Беном. Отчаянно хотел.

Сердце мое разрывалось. Если Бен жаждет свободы – кто я такая, чтобы его останавливать? И при этом я переживала за его безопасность. Что он скажет, если его задержат по дороге в форт Святого Августина? Кто будет его слушать? Бена снова продадут в рабство или арестуют за побег. Негр не может ездить по местным дорогам верхом в одиночестве, если у него нет при себе бумаги от хозяина, в которой говорится, что он выполняет какое-нибудь поручение.

«Ох, Бен… Что же ты наделал?..»

– Спасибо, Квош. Завтра утром жду тебя в этом кабинете перед рассветом. Мне нужно подумать.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Квош хотел ехать за другом, и я была на его пути единственной преградой. Но что сделает Кромвель с Беном, если мы его вернем? И простит ли меня Бен за то, что я помешала ему обрести свободу?

В тот день до глубокой ночи я думала только об этом. Каждую минуту терзалась сомнениями, что ждет Бена в конце пути – свобода или смертельная опасность.

Сны той ночью меня одолевали безумные и пугающие.

Мне снилась свадьба с Джоном Лоуренсом и его потное дебелое тело, склоняющееся надо мной в первую брачную ночь. Снился его сын Генри, хихикающий где-то поблизости. Я оглядывалась в поисках мистера Пинкни. В поисках Чарльза. Я верила, что он придет мне на помощь и остановит этот фарс. Я танцевала на балу под головокружительно высоким потолком. Вокруг сияли свечи и хрустальные бокалы. «Это все благодаря тебе, – шептал мне на ухо Чарльз. – Все гости в синих шелках. Это твое индиго». – «Но посмотри сам! – ужасалась я. – Они в каких-то лохмотьях! Я потерпела неудачу!»

Потом я обернулась – и увидела Бена. Он стоял один посреди пустой дороги. Сверкающий бальный зал исчез. Сухая земля казалась красной. На Бене были только холстяные штаны. Бриджи, камзол, туфли с пряжками куда-то подевались.

И оберега – кожаного мешочка на шнурке вокруг шеи – тоже не было.

По голому торсу Бена струилась вода. Ручейки бежали по черной коже, капли блестели на жестких, коротко стриженных волосах. Он смотрел на меня, но в его глазах не было жизни. Они превратились в два темных, цвета дегтя, озера, в глубинах которых таились чудовища. Вода стекала с него, и земля под ногами превращалась в грязь.

Мне нужно было подойти к нему. Я хотела сделать шаг, но ноги отказывались повиноваться. Мое сердце рвалось к нему, колотилось о ребра, стоявшие преградой, пыталось их сломать.

Я проснулась от собственного стона, чувствуя болезненное стеснение в груди.

У меня в руках была человеческая жизнь. Я не имела права медлить ни секунды.

За окном кабинета еще царила тьма; дождь, ливший без остановки, начисто вымыл все вокруг. Сквозь щели в дом проникал ночной холод, и я плотнее закуталась в шаль. Можно было бы зажечь огонь в камине, но я не решилась. Вместо этого стояла у окна и ждала.

– Миз Лукас…

Я обернулась, услышав голос Квоша, и, не теряя времени, перешла к делу:

– Ты уверен, что знаешь, куда едет Бен? Ты точно сможешь его догнать?

Квош кивнул.

– Хорошо. – Я протянула ему письмо с печатью Лукасов. – Это на случай, если тебя остановят. Здесь написано, что ты едешь по делам плантации, с поручением от хозяев. Отправляйся верхом в Гарден-Хилл. Я думаю, Бен путешествует только по ночам, чтобы не попадаться на глаза, так что, возможно, тебе удастся его нагнать. – Я подошла и сжала его руку. – Береги себя, Квоши. Ты знаешь, как много от тебя зависит. – В голове вдруг как молния сверкнула мысль: «Что, если я потеряю еще и Квоша?» – Пожалуйста… – добавила я.