Она отвернулась, продолжая наводить порядок от процедурных махинаций.

Почувствовала, как спина зверски затекла. Шевельнулась. Боль в ребре тут же отразилась на моём лице.

— Обезболить? — сочувствующие спросила она.

— Нет, думаю, потерплю, — мотнула головой.

— Смотри, — пожала медсестра плечами. — Надо ещё выяснить отчего у тебя была рвота. Возможно, сотрясение. Томограф будет работать только завтра утром. Придётся подождать.

Дверь в операционную открылась. Сердце застучало.

— Наконец-то, пришёл, — медсестра облегчённо вздохнула. — Помощь не помешает.

— Иди, я сделаю.

Я готова была раствориться в кресле, просочиться сквозь него. Жалобно смотрела на женщину, моля остаться, но та не повела и ухом.

— На рентгене четвёртое ребро справа треснуто. Наложи тугую. И с головой аккуратней, подозреваю сотрясение, — информировала она. — Так, а это я уберу, — женщина забрала следы моего срама, — если что зови, я на этаже.

Когда медсестра ушла, он приблизился к креслу. Я забыла, как дышать. Уставила на него тяжёлый взгляд.

— Как ты? — Этот вопрос ввёл в ступор. Ответила почти глазами. Мой мучитель выдохнул и направился к бинтам. — Почему? — следующий вопрос, повлёкший ворох мыслей и предположений о его сути.

— Я укусила его.

Услышала смешок:

— Укусила?! Зачем?

— Он такой же, как ты, — процедила сквозь зубы, чем вызвала теперь его ярость.

Вздрогнула от удара кулака по столешнице, ответный звон мединструментов. Когда-то в моей жизни происходило подобное. В голову ворвалась картинка моего отчаянного боя с ним, звон падающих инструментов, его гневное лицо и руки пытающиеся запихнуть в меня таблетки.

— Ошибаешься. Он хуже, — мужчина повернулся ко мне, держа в руках бинты и ножницы.

Дыхание перехватило. Подошёл. Видя мой страх, усмехнулся и потянул за рубашку к себе. Инстинктивно упёрлась в него руками. Он посмотрел на мои кисти. Замер. Лицо вдруг изменилось, стало мягче и прочла в нём… сострадание?! Взял в ладони, ту что без ногтей.

— Это в первый год твоей жизни с моим братцем. Ещё при мне. Ты сильно оцарапала его по лицу, когда он хотел изнасиловать тебя прилюдно. Он был пьян и в ярости велел избить тебя и… — горький смешок, — наказать эту руку, — тяжёлый болезненный вздох. — На живую. Эти мрази вырезали их с часовым интервалом, давая тебе возможность приходить в себя. — Мужчина закусил губу, уходя в своё прошлое, которое было и моей частью. — Я смог услышать только первый раз, на другие налакался горючего до потери сознания, чтобы не слышать твоих диких криков и смех этих сволочей.

Молчание. Взял ножницы и начал разрезать рубашку. Раскрыл мою наготу. Тело обдало холодом, покрывая мурашками. Его указательный палец заскользил по шраму от ожога под ключицей.

— Этот. Ты сложила неправильно его рубашки, — смешок. — Не заметила, что в белоснежные попала кремовая. Он снова велел тебя наказать. Они водили зажигалками по твоему телу. Здесь поднесли слишком близко. Этот, — погладил ладонью шрам на колене. — Ты сделала первую попытку, чтобы сбежать. Тогда он велел прострелить тебе ногу, самой, — его рука мягко оказалась у меня в волосах. — Ты отказалась, и его ублюдки снова помогли.

Поднял моё лицо за подбородок и провёл по шраму, что шёл от виска к шее по контуру. Мурашки невольно стартанули по коже от его прикосновения.

— О нём не знаю. Тогда меня уже не было, но за него бы я точно убил его, — коснулся большим пальцем губ. — Это лицо… Прекрасное, милое, — он, словно, ушёл в себя и легонько поцеловал в нижнюю губу, оторвался и, продолжая удерживать за лицо, уткнулся лбом мне в висок. Дрожь гуляла по всему телу. — Красивое, я бы сам его вырезал, чтобы не видеть больше, чтобы вынуть из сердца навечно, только помогу ли?

Рука, что была в моих волосах жестоко сжалась. Стон вперемешку с рыком, и он толкнул меня на спинку кресла, отпуская. Ребро мгновенно взвыло, заставив ахнуть.

Это, видимо, принесло ему удовлетворение. Моя физическая боль заглушала его душевную. Расслабился, обмяк. Взял бинты, велел сесть ровно, вдохнуть, и принялся накладывать тугую повязку. Молчал. Когда закончил, отошёл.

— Ведь ты же можешь остановиться, — видно голова моя окончательно сдавала, но я видела и не раз, что этот мужчина ведёт нескончаемую борьбу с самом собой. Это было видно каждый раз в его взгляде. — Зачем мучить меня? Убивать и измываться над любимой девушкой лучше, чем помочь ей?!

Он снова подошёл ко мне и снова взял за лицо. Я сжалась, готовая к очередной боли, но вместо этого мужчина впился в губы. Инертно упёрлась в его грудь рукой, но он увёл её мне за спину, а другой рукой горячо прижал к себе. Напряжение в теле неожиданно отступило, словно ушло в него. Тело в этих ненавистных руках совершенно иначе среагировало, оно как будто захотело остаться в них, хоть и испытывало страх.

— Ошибаешься, — чуть оторвавшись, шепнул он, продолжая меня удерживать. — Физическая боль ничто в сравнении с душевной. Она, действительно, мучает.

Внутри что-то происходило, словно воздух прокатился от горла к низу живота. Мне захотелось ощутить этого жестокого мужчину ещё ближе. Губы жадно тёрлись о его, словно прося поцеловать ещё раз. Да, что со мной?!

— Мучает, — эхом повторила я и приоткрыла глаза.

Мой мучитель смотрел на меня, наблюдая за эффектом, а мне впервые было плевать. Я тоже смотрела в эти карие, почти чёрные, как уголь глаза. Они карие! Только сейчас это поняла — карие и жестокие, и смотрят только на меня. Облизнула губы заветренные от долгого ожидания.

Моё тело порхнуло вверх, обратно на операционное, а его фигура нависла надо мной. Губы снова получили поцелуй — страстный и горячий, долгожданный. Руки прижали его за бёдра к себе. Снова почувствовала его омерзительную эрекцию. Озноб прошёлся по телу и, осознав, наконец, свои глупые действия, уже готова была его оттолкнуть, пока не ощутила его пальцы у себя между ног, которые мягко и нежно начали массировать чувствительное место. О боже… Стон заглушила, сильно укусив себя за губу.

— Моя родная, — добивающие слова в ухо.

Изогнулась дугой от наслаждения, настолько сильного, что казалось, будто все тазовые кости сжимались и расжимались в бешеном ритме, теплом заполняя низ живота и оставляя ватность в ногах. Он продолжал эти незатейливые движения, ловя ртом моё тяжёлое и учащенное дыхание. Лёгкий поцелуй в висок, угол губ, нос. Там стало мокро и его два пальца скользнули внутрь, а большой остался на эрогенной точке. Все мои мысли и чувства сосредоточились на дне живота, превращаясь в сладостную и одновременно мучительную агонию, а затем цветком распускаясь внутри. Я вскрикнула и вцепилась в эту преступную руку, поймала его пальцы, моля остановиться. Тело сотрясалось, и я едва могла справиться с дыханием. Впилась ртом ему в шею. Что это? Это не может быть то самое. Почувствовала поцелуй за ухом.

— Тш-ш! Девочка моя. Умница, — лёгкое касание губ. Отошёл, а я, словно приклееная, едва не последовала за ним.

Столько лет быть секс-игрушкой в жестоких руках, но только сейчас впервые понять, что в такие моменты бывает хорошо и приятно. И эти ощущения подарил он. Зачем?!

Мучитель отступал. Не уходи! Неужели, я вправду этого хочу?! Ведь это же тот, что убивает меня день за днём, истязает. Мой лютый враг! Опять закусила губу, чтобы не взмолить его остаться. Тело лишёное его тепла дрожало, как осиновый лист.

И вот только сейчас увидела усмешку на его лице. Это был трюк, безжалостный и мстительный трюк, чтобы снова наказать меня. Ты даже не представляешь насколько сильно у тебя это получилось, гораздо больнее и мучительнее всех моих телесных травм.

Он позвал в коридоре ту медсестру и, дав ей задание помочь мне одеться, ушёл, даже не взглянув на меня.

Обняла себя руками, желая избавиться и спрятаться от следов его ласк на теле, но в груди нарастало желание снова ощутить его рядом, моего жестокого и омерзительного, моего властного и нежного.