Литмир - Электронная Библиотека

Был.

А потом умер.

Все умерли. И Винченцо тоже на очереди. До утра он не дотянет. А поэтому можно смотреть.

Теон.

Всегда был ублюдком. Образно говоря. Вечно следил. Приглядывал. Приглядывался. И никогда не упускал случая напомнить, что он законный сын, в отличие от Винченцо.

Учил.

Как он сам понимал учебу. Главное ведь, чтобы не до смерти.

Пожалуй, Теона Вин ненавидел больше остальных. И не жаль, что он умер. Нисколько… а кого жаль? Птицу. Ту крохотную птицу, что уместилась меж детских ладоней Миары. И саму Миару.

Себя.

Еще… кого-то…

Дышать тяжело.

– Не смей! – на грудь падает гора. И выбивает остатки воздуха. – Слышишь, ты… ты обещал! Ты поклялся, что не бросишь меня!

Он пытается.

Но остаться так сложно. Да и мертвецы обступают. Когда Вин убил первого? Кто был первым… раб. Да, это всегда раб… ритуальная комната. Человек, растянутый на алтаре. Отец спокоен. Алеф равнодушен. Но сквозь равнодушие проскальзывает легкая тень недовольства. Его дело важнее какого-то там ритуала, не говоря уже о мальчишке, который должен показать, чему научился.

Что достоин.

Теон стоит в углу. Он прислонился к стене, и свет жаровни, поставленной перед ним, раскаляет воздух. Отчего кажется, будто фигура Теона размыта.

– Иди, – отец подталкивает в спину.

И страшно.

Так страшно.

Но Вин делает первый шаг. А потом еще один. Раб одурманен. Отец говорит, что в нынешнем ритуале нужна лишь сила, а потому нет нужды мучить кого-то. Ритуал – лишь способ. Неприятный, но необходимый.

Голос, кажется, снова звучит в ушах.

Раз за разом.

Шаг за шагом. Ближе. Грудь человека блестит от пота. И знаки размыло. Надо повторить рисунок. Руки собственные дрожат и клинок ходит ходуном. Острие его касается кожи, пуская первую кровь.

Винченцо уже приносил жертвы.

Кур. И свиней. Но человек – это другое. Или… дрожь уходит, а руки движутся, повторяя узор, который Винченцо не раз вырезал на свиной коже. Может, человек и другое, но не настолько.

Последняя точка.

Удар.

Главное, попасть между ребер и не задеть грудину. У него получается. И раб умирает быстро. А Винченцо успевает уловить эхо силы. Слегка вздрагивают огоньки свечей. Морщится Теон. А Алеф сухо произносит:

– Эффективность близка к нулевой. Это просто бессмысленный расход материала.

Тогда не понятно, о ком он говорит.

Тогда Винченцо испытывает лишь радость. Безумную дикую радость. У него получилось. Сумел. Сделал все правильно.

А осознание приходит позже.

И уже он пытается спрятать слезы. А Миара смотрит. Сверху вниз. С откровенной жалостью. Смотрит и ничего не говорит. Но в какой-то момент легкие её руки ложатся на плечи.

Этого достаточно, чтобы слезы высохли.

Почему… почему он вспомнил?

Потому что умирать пришлось?

Пускай себе. Ему… да, жаль этого раба. И других тоже. Тех, кто погиб на алтаре в тщетной попытке повторить какой-то там эксперимент. И тех, что остался в лабораториях.

Себя тоже жаль. И жалость острая, терпкая.

Её хватает, чтобы глотать слезы. И какую-то отраву, которую ему скармливают. Миара? Кто еще… пусть бы уже бросила. Умирать не страшно. Страшно жить чудовищем. А он и есть чудовище.

И она.

И все они.

– Ты должна что-то сделать! – пламя успокаивается, позволяя Винченцо слушать. – Ты же можешь! Ты же поставила ему сердце! А теперь он умирает! И я ничего не способна сделать! Ты… ты ведь…

– Спи, – говорят Винченцо.

И пламя поднимается, послушное этому слову. Оно не обжигает, напротив. Оно теплое и ласковое, как руки женщины, которой он не помнил

Никогда не…

– Мама?

Пламя отвечает её голосом, вот только слов не разобрать. И это хорошо. Безумие, до чего это хорошо…

Глава 4

Маг улыбался.

Проклятье. Эта улыбка вгоняла Миху в ступор. Да и сам… вчера же все нормально было! И говорил он, и не выглядел умирающим. А тут вдруг нате вам.

– Что с ним? – Миха приблизился к кровати.

Маг дышал. Медленно и сипло. Обнаженная, изрисованная татуировками и шрамами грудь его поднималась, чтобы опасть. Сквозь смуглую, покрытую испариной, кожу проступали ребра.

– Не знаю, – Миара сидела рядом.

Тоже бледная.

И страшная, честно говоря.

– Все было хорошо. Вечером, когда я уходила. Ни жара, ничего… я обработала раны. Они затягивались. Да и вообще он сильный. Всегда был сильным. Сильнее остальных. Как и я. Поэтому мы и выжили. Он и я… а ночью меня разбудили. Сказали, что жар. Лихорадка. Потрогай!

Миха потрогал.

И вправду бледная кожа казалась раскаленной. Температуру, конечно, не измеришь, но жарило мага прилично.

– Я пыталась… пыталась что-то сделать!

– Не получается?

– Нет! – Миара топнула ногой. – Сила уходит, как вода в песок! И… и он умрет!

Она уже почти кричала.

– Успокойся, – Миха подумал, что пощечины ему не простят.

А как еще успокоить женщину, с которой вот-вот приключится истерика? Тем более, что женщина эта – маг. И силенок испепелить Миху у нее точно хватит. Оно, конечно, и сама загнется, но Михе-то от этого легче не станет.

– Ица?

Ица была здесь же, забралась в кровать и сидела, скрестивши ноги.

– Духи зовут, – сказала она, не открывая глаз. – Вернется.

Подумала и добавила.

– Или нет.

То есть перспектива по-прежнему туманна? Чудесно. Просто охренеть до чего чудесно.

– Так… – Миха попытался вспомнить, что он вообще о медицине знает, кроме того, что все болезни от нервов, а венерические – от удовольствия.

Это явно не в тему.

– Так… надо сбить жар.

– Я давала отвары.

– Не помогают? Хотя да… очевидно. Тогда раздевай его. И пусть обтирают прохладной водой. Это увеличит испарение, а значит, охладит все тело. И пусть пьет побольше. Он теряет много жидкости.

– Уже.

– И постоянно. Пусть постоянно обтирают, пока жар не спадет.

– А если он не спадет? Если он умрет?

– Тогда всем нам будет хреново, – спокойно ответил Миха. – А теперь вдохни.

Как ни странно, Миара послушалась. И застыла.

– Выдохни медленно. И снова…

– Я умею делать дыхательные упражнения. Просто… просто… – она махнула рукой. – Извини. Я и вправду… я ведь целитель и хороший целитель.

– Нет, – отозвалась Ица.

– Да что ты понимаешь, мелкое чудовище.

– Духи. С ним. И ты. К нему, – упомянутое чудовище дотянулось и ткнуло пальцем в лоб Винченцо. – Потерялся. Дорогу. Покажи. Вернется. Тут надо.

Она постучала по этому лбу.

– Пока тут нет, то и совсем.

– Ты что-нибудь понял?

– Да как тебе сказать, но подозреваю, она имела в виду, что вопрос здесь не столько в плане тела, сколько касается души. Разума?

– Ты, – Ица повернулась к Миаре. – Ты идти. Звать. Его. Он слышать. И вернуться. Или нет.

– Как звать?

– Ляг, – Ица похлопала по кровати. – И спать. Я помочь.

– Что-то мне это не нравится, – проворчала Миара, глядя на девочку с подозрением. Та лишь плечами пожала. Мол, дело исключительно твое. – Ты… присмотришь? Если вдруг она что-то сделает, то… то вытащи меня.

– Постараюсь.

Маг захрипел, намекая, что разговоры разговорами, а лучше-таки действовать. И глаза его задвигались под сомкнутыми веками, быстро-быстро.

Жутко.

Ица погрозила пальцем. И Миара решилась. Вскарабкавшись на кровать, благо, размер нынешней позволял улечься не только двоим, она легла на спину, вытянулась, сцепив руки на животе.

– И дальше…

Договорить она не успела.

Ица ткнула пальцем в живот, и Миара смолкла. А потом лицо её исказила судорога.

– Ты их не убьешь? – поинтересовался Миха, подвигая стул поближе. Что-то подсказывало, что ждать придется долго. Да и… нужно ли?

Что изменит его присутствие?

А притворяться сочувствующим он и там-то не умел.

– Я – нет. Сами надо, – Ица широко зевнула, не подумавши прикрыть рот рукой. Что-то, как представлялось, принцесс должны были иначе воспитывать. – Плохо. Умереть не надо. Надо маги. Когда идти. А идти спешить.

6
{"b":"829400","o":1}