Оно и к лучшему.

Ирграм поглядел на тропу.

Он вполне может пройти, спуститься вниз, к болоту ли, к лесу, к собственной свободе, не потревожив спящего. А тот опасен. В нем тоже слышалось эхо болезни, которая уже обжила человеческое тело, но пока пряталась.

Человек умрет сам.

Не утром, так ближе к вечеру или через день-два, но…

Что за камень он должен пронести в замок? Артефакт? А внутри? Проклятье? Вероятнее всего. И ненаправленное, а потому задело и наемников. Хотя их не жаль, да и тех, что в замке не особо. Скорее уж любопытно. С проклятьями Ирграму доводилось иметь дело, но с простыми. А здесь что?

И так ли надобно знать?

В замке маги, как-нибудь да управятся. И… и вовсе, дело ли Ирграму нынешнему до людей? Что он от людей видел-то?

В том и дело.

Ему бы отвернуться, уйти, а он стоит, вперившись взглядом в спящего человека. И дело вовсе не в голоде. Он относительно сыт. Но…

Шаг.

К телу.

Еще один. Замереть, поскольку наемник завозился во сне. Он даже вскинулся было, уставился в ночь невидящим взглядом. Не увидел. Но все-таки почуял что-то такое, что заставило его сесть. Сидел он несколько минут, ровно, спокойно, положив руку на клинок, а вторую сунув за пазуху. И Ирграм знал, что стоит ему пошевелиться, наемник заметит.

Он и замер.

Так и стояли, пока человек не начал клевать носом. Тихо выругавшись, он снова лег. И уснул.

Смерть его была быстрой.

А вот камень упомянутый Ирграм нашел сразу. От него тянуло тьмой и болью, и будь он человеком, в жизни не рискнул бы коснуться. Но человеком он не был, а потому, урча от счастья – исходившие волны силы наполняли его тело подобием жизни – освободил камень от тряпичных пут.

Глупые люди.

Как будто тряпки могли удержать проклятье? Или защитить от него?

А камень… камень был древним. Небольшим, с ладонь. Плоским. И на первый взгляд отличался от других, которыми богато дно горных рек, лишь размерами да черным, каким-то густым цветом. Ирграм прижал камень к щеке, а потом, не удержавшись, лизнул.

Сладковатый.

И горький.

И вкус его был острым, пожалуй, едва ли не острее вкуса свежей крови. А на поверхности одна за другой проступали полузабытые руны.

Древние?

Если так, то… то это ровным счетом ничего не меняет.

Ирграм еще раз осмотрел стоянку, потом подумал и раздел наемников – одежда, выданная Алефом, уже несколько поистрепалась, так что лишняя, как бы смешно это ни звучало, лишней не будет. Подумал об обуви, но отказался. Кожа на ступнях сделалась жесткой, но в то же время он чувствовал каждую трещинку, каждый камешек. И когти опять же. Пусть не такие длинные, как на руках, но плотные, твердые.

Нет, сапоги – для людей.

Хлеб он тоже взял, как и вяленое мясо. Золото, которого у наемников осталось немного, но все-таки. И камень. Его Ирграм, разодрав одну рубашку на полосы, прикрутил к телу. Так надежнее.

И приятней.

Он втянул воздух и бодрой рысцой затрусил по тропе. Если повезет, то к утру он доберется до леса. А если нет… лучше не думать.

Миха

Все-таки о семейных ужинах у Михи было иное представление. Но, надо сказать, он почти уже привык. Зал. Столы. Камин, в котором медленно вращается вертел с парой поросят. Свежее сено на полу. И парочка уродцев, скачущих под заунывный вой дудки. Уродцы корчили рожи и колотили друг друга.

Баронесса улыбалась.

Свита хихикала. И лишь дочери покойного барона хранили на лицах маску печали. Впрочем, к маскам Миха тоже почти привык.

– У нас праздник какой-то? – поинтересовался он тихо у Джера.

Тот, облаченный в очередной весьма пафосный наряд, вздохнул:

– Матушка считает, что мы должны показать людям силу и единство.

И за рукав себя дернул.

Рукава в нынешнем камзоле отличались какой-то совсем уж несуразностью. Широкие у плеч, к кистям они становились узкими, так, что едва рука проходила, и сам камзол делал фигуру Джера комичной: из парчового объемного шара торчали тонкие, обтянутые белыми чулками ноги.

– Жарко, – пожаловался он, поскребши пальцем шею. – Новая мода. Матушке рассказали эти вот… она и поспешила. Подбиты конским волосом и ветошью. Я пошевелиться не могу.

– Не позволяй ей сесть на шею.

– Матушке?

Баронесса о чем-то беседовала с дамами, но взгляд её внимательный скользил по залу. И Михе она улыбнулась, холодно так, с чувством собственного превосходства.

– Именно. Сперва камзол, потом жениться, потом и в нужник не сходишь без благословения.

– Ты преувеличиваешь, – с некоторым сомнением произнес Джер. – Она не такая.

– Может, и не такая, – чего с человеком спорить.

– Она говорит, что скоро ты уйдешь.

– Куда?

Интересно.

– Мир спасать. Ты и Ица, и маги тоже.

Надо же, то-то баронесса так мило улыбается.

– А ты останешься.

– Я должен позаботиться о своих людях, – повторил Джер со вздохом.

– Не хочется?

– А сам как думаешь?

– Думаю, что о твоих людях есть кому позаботиться. С делами управится Такхвар, и твоя матушка. С охраной – Арвис. Ты здесь нужен, как собаке второй хвост.

И вот зачем Миха это говорит? Ему что, мало нянькой быть? Наоборот бы, уверить, что права госпожа баронесса и в замке тысяча важных дел, которые никак не могут обойтись без мудрого руководства. И вообще без действующего барона ни коней подковать, ни урожай снять, ни еще чего важного сделать.

А он вот…

– Мне тоже так кажется, – кивнул Джер.

Баронесса негромко рассмеялась. И хлопнула в ладоши.

– Прошу к столу, – громкий голос её разнесся по залу, и люди, которые сидели, поспешили занять свои места. Но садиться никто не стал, дожидаясь хозяйки.

И хозяина.

Но хозяйки все-таки больше.

А вот рядом с Джером обнаружился какой-то бледный тип с длинным лицом, ранее Михой не замеченный.

– Брысь, – сказал Миха и вытащил типа из-за стола. Тот лишь моргнул, испуганно так.

Неужели и вправду рассчитывали, что Миха оскорбится и покинет высокое собрание? Или на скандал надеялись? Сомнительно. Скорее уж реакцию проверяют, поскольку тип воззарился на баронессу, а она кивнула, разрешая убраться.

– Прошу простить, – теперь она говорила, глядя на Миху, слегка прищурившись, и во взгляде чудилась скрытая насмешка. – Порой… случаются недоразумения.

Джер молча опустился на кресло.

И покраснел.

Рядом с ним устроились кузины, сперва старшая, за нею младшая.

А Ица где?

Миха огляделся.

– Девочке стало дурно, – пояснила баронесса ласково. – И она решила остаться в своих покоях.

Чтоб тебя… больной она не выглядела.

– Я сейчас, – Миха встал.

– Это крайне неучтиво, – произнесла одна из дам свиты, поджав губы.

– Насрать, – Миха чувствовал, что закипает. Вот что за люди? То готовы прославлять победителей, то сожрать, стоит дать слабину.

Джер тоже поднялся.

– Дорогой, – голос баронессы похолодел. – Мне кажется…

– Мне тоже кажется, – мрачно произнес Джер, – что в вашем обществе я лишний. Приятного аппетита.

И стул дернул так, что тот опрокинулся. Тут же где-то на другом конце зала взвыла дудка, и звук был до того противный, что вся собачья свора вскинулась с лаем. Загомонили люди, как-то слишком уж громко.

А и вправду… насрать.

– Погоди, – мальчишку Миха догнал у самых дверей. За ним увязалась пара стражников, но они благоразумно держались в стороне. – Выдохни уже.

– Ты видел? Ты это видел? – Джер сжал кулаки. – Нет… она села раньше меня!

– И?

– Всегда первым садится тот, кто…

– Главный?

– Да!

– Думаешь, если ты сядешь первым, то все вокруг проникнутся небывалым уважением? И сочтут, что теперь ты командуешь?

Джер потряс головой и оглянулся.

– Вон пошли! – рявкнул он на стражу.

– Людей не пугай, – Миха положил руку на плечо. – И дыши глубже. Нервы беречь надо. Не восстанавливаются.