Озрик замолчал и задумался. Мы тоже молчали, смущённые его откровенностью. Вдруг граф кивнул головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, и произнёс:

– Мне в последнее время кажется, что над нашей семьей сгущаются какие-то тучи. Что-то недоброе ожидает всех нас. Не знаю отчего это, но такое ощущение охватывает меня всё чаще. А иногда я думаю, что это просто нервозность из-за болезни отца и поведения Себастьяна и всё ещё переменится к лучшему. Право не знаю…

В молчании мы продолжили свой путь через знаменитый Зелёный лес. Этот густой лес находится между Атласными горами на западе и рекой Кроной на востоке, между Большой горой на севере и Зелёными горами на юге. Зелёный лес и в наше время занимает большую часть Зелёной страны, а некогда он был ещё обширней. Сейчас восточная часть, по которой мы ехали, заселена, обжита, покрыта замками, деревнями, фермами, дорогами, тропами и просеками, но в западной части от Вилона до Атласных гор и сейчас в нем слышится только завывание волков.

Время от времени деревья за окном редели и в стороне от главной дороги появлялись селения. Металлические таблички сообщали нам их названия: Тенистые Вязы, Лесная Поляна, Гведская Миля. В полдень мы решили дать отдых лошадям и остановились на обед в одном из таких селений под названием Зелёное Поле. Пока кучер возился с лошадьми, мы зашли в придорожную харчевню, над входом в которую бросалась в глаза витиеватая надпись «У толстяка Вилема» и заказали крепенькому добродушному хозяину в чистом белом переднике и колпаке три порции жареной картошки с котлетами, салат и пиво.

В ожидании еды мы расположились за крепким дубовым столом, стоявшим у стены, на которой были развешены большие, начищенные до блеска сковороды. Я огляделся вокруг. В большом зале было довольно многолюдно. В углу у очага пировала компания лесорубов в кожаных куртках. Лесорубы пили местное пиво и хриплыми, привычными к лесу голосами громко разговаривали о своих делах. За соседним с ними столом сидели два странствующих монаха-янита в домотканых сутанах из некрашеной шерсти, подпоясанных простыми веревками. Котомки, в которые яниты собирают милостыню, были сложены рядом на скамье. Тощие монахи тщательно пережевывали какую-то нехитрую снедь и неодобрительно поглядывали на дюжих лесорубов, когда их разговор становился особенно громким. Напротив монахов, у другой стены зала, три торговца вполголоса обсуждали достоинства и недостатки разных пород скота и цены на говядину и свинину. Они уже отобедали, судя по грязной посуде и объедкам на столе. Кроме этих посетителей, кое-где за столами поодиночке сидело ещё несколько человек.

Хозяин принёс нам еду и расставил оловянные тарелки. Следом за салатом, картошкой и котлетами появились три высокие глиняные кружки с крышками, из-под которых на стол капала пена.

– Попробуйте, уважаемые гости, – сказал румяный крепыш, пододвигая каждому его кружку. – Это лучшее пиво во всей округе. Даже в Кроне знают пиво марки «Толстяк Вилем»! Каждую неделю я отправляю туда десять бочонков тёмного и десять светлого.

Поблагодарив добряка, мы с аппетитом приступили к трапезе. Изрядно проголодавшись в дороге, за едой никто из нас не разговаривал. Отдав должное вкусной и обильной пище, мы запили её пивом, которое действительно оказалось превосходным.

Пока мы расправлялись с обедом, монахи сложили то, что не доели в котомки, помолились и двинулись к выходу. Проходя мимо нашего стола, шедший первым высокий, худой как жердь янит вдруг внезапно остановился и издал громкое восклицание. От неожиданности мы все трое, как по команде, перестали есть. Старик, вперив в молодого графа взгляд своих чёрных глаз, которые резко выделялись на его узком морщинистом лице, воскликнул:

– Берегись, грешник! Печать смерти лежит на твоём челе. Покайся пока не поздно!

Разговоры в зале разом умолкли, и все посетители обернулись в нашу сторону. Озрик уронил вилку на стол и побледнел. Я оцепенел и от страха не мог вымолвить ни слова. Один нотариус сохранил присутствие духа. Он спросил монаха, продолжавшего сверлить графа тяжёлым взглядом:

– О каких грехах вы говорите, святой отец?

– Никто не знает о своих грехах лучше самого грешника. Покайся, несчастный! Смерть идёт за тобой по пятам!

С этими словами монах повернулся и быстро вышел на улицу в сопровождении своего товарища. После их ухода ещё некоторое время в харчевне стояла тишина. Люди поглядывали на Озрика Де-Бурга, друг на друга и качали головами, не решаясь заговорить. Молодой человек сидел по-прежнему бледный. Было видно, что он пытается прийти в себя. Мартиниус о чём-то задумался. Так прошло некоторое время. Наконец, к нам подошёл хозяин заведения и заговорил:

– Это конечно не моё дело, доминус, но на вашем месте я бы прислушался к словам янита. Они обладают даром предсказания, это каждый у нас знает. Поэтому лучше вам сходить в церковь, как можно скорее.

Немного придя в себя, мы заплатили за обед по пять гведских крон и, усевшись в карету, продолжили свой путь. Отдохнувшие и накормленные лошади бодро потащили тяжёлый экипаж по дороге на Крон. За окном снова замелькали деревья и придорожные чёрно-белые столбики с коронованным гведским орлом, обозначающие пройденные мили.

– Ну и что вы об этом всём думаете, месьер Мартиниус? – спросил граф, как только мы отъехали от харчевни. На лице его опять появилось выражение доброжелательной вежливости, так для него характерное.

– Пока не знаю, что обо всём этом думать, – ответил нотариус, – но всё это весьма интересно.

Дальнейший путь продолжался без приключений. Уже начинало темнеть, когда наша карета въехала в достославный город Крон, миновала его и, прогрохотав по горбатому каменному мосту через реку Крону, повернула к графскому замку. И дорога, и река вились по узкой долине, густо заросшей соснами и елями. Теперь карета двигалась по глубоким колеям, проложенным давным-давно.

По сторонам дороги в последних лучах заходящего солнца поблёскивали листья ежевики и папоротника. Жёлтые, красные, бурые листья густым ковром устилали землю. Стук колёс нашего экипажа словно утонул в толстом слое гниющей травы. Дорога, становившаяся хуже, спустилась куда-то вниз, и в серых сумерках вдали я увидел три высокие башни – мощную центральную и по обеим сторонам её две узкие. Их чёрные силуэты торчали над лесом, как мрачные стражи этого сурового края.

– Ну, вот, наконец-то, мы дома, – сказал молодой граф.

Вскоре мы подъехали к узкому деревянному мосту, переброшенному через ров, окружающий замок. За мостом возвышалась каменная громада. Кое-где в замке виднелись неяркие огни. Карета, гремя, въехала в ворота, украшенные гербом Де-Бургов, и остановилась во внутреннем дворе.

В темноте я мог разглядеть только массивный фасад, сплошь увитый плющом. Над зданием поднималась старинная зубчатая башня. Справа и слева к главному строению примыкали два крыла, сложенные из дикого камня и увенчанные крутыми остроконечными крышами. Из-за крыш в тёмном небе угадывались очертания двух узких боковых башен.

– Добро пожаловать, уважаемые месьеры! Добро пожаловать в Три Башни!

Из тени, скрывавшей вход, выступил крупный усатый мужчина и открыл дверцу кареты.

– Здравствуйте, Мартин. Это Мартин – наш дворецкий, – пояснил нам Озрик и с беспокойством снова обратился к дворецкому: – Как себя чувствует отец?

– Их сиятельство уже изволили лечь. Весь день они провели у себя и почти ничего не ели. Доктор Адам с самого утра находился в замке и только недавно уехал домой.

Пока дворецкий отвечал на вопросы Озрика, двое подошедших слуг взяли наши саквояжи и понесли их в дом. Дворецкий провёл нас длинными тёмными коридорами в столовую, освещённую слабым светом канделябров. Помещение, в котором мы оказались, было очень просторным, с высоким потолком. Посреди столовой на помосте стоял огромный господский стол. По обе стороны помоста располагались столы для лиц низшего звания. В дальнем конце помещения, напротив входа, виднелись хоры для менестрелей. В старинном камине с красивой чугунной решёткой, уютно потрескивая, горели поленья. В неверном свете свечей со стен на нас угрюмо смотрели портреты предков нынешних хозяев замка.