Сын Малининых Саша был крупным мальчиком, но зачат был ещё в Рубцовске по пьяни, поэтому на всю жизнь остался полным дебилом в отличие от умной сестры; сначала это было незаметно, но когда настало время идти в школу, выяснилось, что он ничего не соображает: не умеет считать, писать, запоминать; внешне он был обыкновенным ребёнком, незлобным, выполнял мелкие поручения мамы, был послушным; проучившись два-три года и оставаясь по нескольку раз на второй год, со школой покончили; рос он нормально, был сильным, играл с ребятами, которым Октябрина объясняла и просила, чтобы они не смеялись над «необычным» Сашей; сначала мать переживала, но с рождением дочери забот по дому прибавилось, пришлось смириться с таким положением дел; она любила сына, природный ростовский юмор спасал её от тяжёлых мыслей; пятнадцатилетний Саша по своему умственному уровню соответствовал шестилетнему ребёнку; он выполнял все поручения мамы, которая была с ним приветлива и спокойна, даже когда он что-нибудь отчудит; я любил его, мы дружили: часто разговаривали, ходили иногда в магазин, фотографировал его, хотя он, рассматривая себя на снимках, эмоций не проявлял; часто ходил в летний кинотеатр, но деньги мама давала под расчёт – он не умел считать; однажды Октябрина сообщила мне, что устроила Сашу на работу грузчиком, всё объяснила бригадиру про сына; как-то, спросила Сашу: « Что ты делал на работе ?», и он бодро ответил, что погрузил на машину двести пустых ящиков. «Как ты узнал, что 200, ведь ты совсем не умеешь считать?», и он сказал, что бригадир его похвалил. «Вот так и живём, Толя», сказала его мама, смеясь; перед отъездом на работу в Красноярск, я попрощался с Малиниными, всех расцеловал и больше об их судьбе ничего не знаю.
Заводу принадлежал ещё один самолёт, АН–2 «Кукурузник», на котором виртуозно летал бывший военный молодой лётчик Андрющенко, здоровенный мужчина весь в татуировках; во время праздничных демонстраций он, пролетая низко над заводскими колоннами, разбрасывал листовки с призывами ЦК ВКП(б); он, бывало, хулиганил: в степи на бреющем полёте рёвом мотора прижимал к земле лисицу или зайца, расстреливал их из охотничьего ружья, затем сажал самолёт и подбирал добычу; его уволили с завода, когда выяснилось, что он, летая над нашим Пресным озером в Шубинке, охотится и на лебедей.
Кажется, я был в пятом классе, когда у нас появился высокого роста новичок-переросток, Ёська Цалкин, который был ужасно глупым, уже несколько раз оставался на второй год; Фридрих Шиллер по созвучному поводу, писал, что против глупости даже сами боги бессильны! Учился Цалкин плохо, был тупым, и позже перешёл в вечернюю школу рабочей молодёжи, но не о нём речь. Однажды мой папа, придя с работы, рассказал историю, над которой смеялись все люди на заводе; в те времена ещё не существовала городская служба быта в современном понимании, и если надо было что-то сложное починить (часы, или какой-либо бытовой прибор, то это делалось на заводе в частном порядке, где всегда есть умельцы; и вот один рабочий – отец семейства по фамилии Цалкин, принёс с собой будильник для ремонта; надо сказать, что за 20-минутное опоздание на работу по тогдашнему закону можно было загреметь в тюрьму; поэтому будильники в семьях берегли от детей; Цалкину будильник на заводе починили, его предстояло вынести через проходную; легально это было невозможно сделать, охрана следила строго, чтобы даже «иголка» не пропала с завода; пришлось привязывать большой будильник к ноге, под брючной штаниной его не было видно; после смены, когда через проходную шёл непрерывный поток людей, Цалкин двинулся вместе с ними; надо же было такому случиться, что когда он стал проходить через вертушку, из штанов раздался громкий трезвон будильника; сцена получилась столь эффектной, что люди в проходной хохотали вместе с охраной; затем велели Цалкину спустить штаны, отвязать злосчастный будильник и беднягу повели разбираться.
Я отмечал ранее, что мой отец хорошо относился к спорту; сам он был сильным и выносливым; как-то рассказал мне и Виктору про французскую борьбу, которую любил, и учил нас; велел лечь на пол валетом, задрать одну ногу вертикально вверх, затем сцепить щиколотки ног и по команде при большом напряжении пытаться перевернуть противника через его голову, т.е. победить; даже значительно позже, уже в Ростове, отец в возрасте 52 лет запросто побеждал нас, заядлых спортсменов!
Каких-то особых воспоминаний об учёбе в пятом классе у меня не осталось, но именно тогда у ребят произошло знакомство со спортом благодаря сорокалетнему учителю физкультуры Ивану Матвеевичу Юрашеву; по внешности был он плечистый, рослый, стройный, довольно широк в кости; и действительно был сложен замечательно: широкие могучи плечи, высокая, сильно развитая грудь и руки с рельефными мускулами, твёрдыми, как верёвки, показывали большую силу; мужественное лицо его было смуглым с решительными, крепкими губами, энергичными и крепко сжатыми, указывающими на железную волю в характере; глаза на сильно загорелом лице сидели глубоко в орбитах, с повисшими над ними складками верхних век; это был отставной армейский физрук-универсал, который умел делать практически всё и был он весьма ответственным; на вид спортивный, подтянутый, борец, его цель: борьба – упорство – победа! Жил этот волевой профессионал и трудоголик при школе, с утра до вечера занимался с детьми; с его появлением в большом школьном дворе появилась круговая беговая дорожка, яма для прыжков в длину, волейбольная и баскетбольная площадки; уроки физкультуры стали очень интересными: бег, прыжки, метание гранаты, копья и диска, толкание ядра и пр.; сначала тренер знакомил нас с каждым видом спорта, затем проверял выполнение нормативов, и тех, кто не дотягивал, тренировал даже в свободное от уроков время; вот тогда-то и произошло среди ребят разделение по отношению к спорту: одни, их было большинство, такие, как Виталий Муха, Володя Кулешов, Эдик Шалёный, Толя Иванченко, я и некоторые другие увлеклись спортом, но часть ребят остались к нему равнодушными; теперь нас уже не интересовали прежние детские игры; физрук был строг, воспитывал серьёзное отношение к тренировкам; при нём впервые мы начали играть в волейбол, правда, не через сетку, а в кружок; у меня хорошо пошло дело в разных видах спорта; со временем появились свои чемпионы; например, рослый и сильный мальчик, второгодник Толя Иванченко, который однажды на уроке физкультуры во дворе школы метнул гранату так далеко, что она перелетела через весь двор и за забором упала на тротуар, где ходили люди.
В школьном коридоре первого этажа физрук вывесил на стену плакаты с нормативами на значок БГТО («Будь готов к труду и обороне»), и любой ученик мог сравнить свой результат с нормативом; путём занятий спортом в свободное от уроков время, мне удалось освоить весь комплекс БГТО, и я был горд тем, что одним из первых сдал все нормы, а осенью получил красивый значок и удостоверение; папа был горд, когда я принёс из школы значок, а мама сшила мне первый в жизни чёрный пиджак; папа прицепил значок и сфотографировал меня на память; теперь я буквально заболел спортом, что ещё больше повлияло на мою слабую успеваемость по другим предметам; в спорте большую роль сыграл пример старшего брата, который, учась в Москве, имел хорошие спортивные результаты по бегу и игре в волейбол; приезжая на каникулах домой, готовил меня и моих друзей к городским соревнованиям по лёгкой атлетике; теперь уже давно не было на свете моего значка МОПР, его заменил престижный БГТО.
К этому периоду времени относится моё увлечение чтением книг, но не всех подряд (жалко было отнимать время у спорта), а именно интересных; я не был много читающим ребёнком, но читать любил; сижу, бывало, вечером в комнате, уроки сделаны, за окном дождь, футбол отменяется, читаю книги с удовольствием; ряд книг произвёл на меня сильное впечатление: «Гулливер» Джонатана Свифта, «Изгнание владыки» Адамова, рассказы О, Генри, «Робинзон Крузо», «Человек, который смеётся», «Четвёртая высота», «Сын полка», «Дорогие мои мальчишки», «Вратарь республики» Льва Кассиля, произведения Жуль Верна и др.; за этими книгами я просиживал целые вечера, разбирая страницу за страницей; перед детским воображением вставали, оживая, образы героев, и в душу веяло величавою грустью и смутным сочувствием к тому, чем жили некогда люди; впрочем, я имел предосторожность всегда тайно прочитать несколько страниц интересной книги на тот случай, чтобы – если придёт мама в комнату – она видела, что я делаю уроки.
