Так моя работа превратилась в сущую формальность. Мне пришлось застрелить одного из самых фанатичных типов на мостике – тот начал толкать речи, а еще у него была при себе спецназовская «Беретта», которой он явно был не прочь воспользоваться, но на этом все и закончилось.
Я никак не могу понять, почему они настолько бесполезные. Рубен Гроэлл однажды заявил – мрачно и по пьяни – что все сводится к генетике. Любой, кто настолько туп, чтобы купиться на распространяемый сепаратистами поток лжи, по умолчанию не обладал силой воли, необходимой, чтобы добиться чего-то лучшего. «У вас же есть официальная партия „Первым делом Марс“, – настаивал он, – она набирает новые кадры и принимает всех, у кого есть хоть какие-то таланты и мозги, они только полных кретинов не берут. Ну и кто после этого остается?»
Риторический вопрос. 4Rock4 доставались дисфункциональные тупицы, насквозь пропитанные лежащими в основе человеческой жижи трайбализмом и тупой бессвязной яростью. Но с другой стороны, Рубену никогда не приходилось жить в Разломе. Он наблюдал за всем с орбиты и во время пары мимолетных визитов. И политические взгляды Руби редко пролегали глубже дешевого слоя краски, нанесенного поверх необработанного металлического корпуса жесткой преданности своим нанимателям и их целям, возможно, для облегчения восприятия.
Живя здесь, намного ближе к местному населению, я начал склоняться к мнению, что политические движения вроде фрокеров просто обязаны обращаться именно к такому уровню тупого трайбализма, лишь бы остаться на плаву, – в конце концов, они конкурируют за рекрутов и ресурсы с уличными бандами и организованной преступностью самого низкого пошиба, у них нет доступа к уважаемым источникам дохода. Поэтому неудивительно, что в конечном итоге они сами становятся похожи на преступников, с которыми вынуждены конкурировать в режиме реального времени, а не на политических деятелей, которыми стремятся быть.
Вот так у них и появилось здание капитула на улице Скиапарелли, четырехэтажный дом без лифта, с истекшим протоколом, давно отключенный от муниципального обслуживания, соответственно, даже не знавший благословения ремонтной плесени, стирающей с нанобетонной поверхности кислую патину из граффити: «3З < 4», «НАХУЙ ЗЕМЛЮ», «ОБОРВИТЕ ПОВОДОК», «ПОМНИ КОННАХТ», «0,4 – ВСТАНЬ И ГОРДИСЬ», «САНЧЕЗ ЖИВ» и так далее. Судя по всему, слои краски оставались нетронутыми десятилетиями. Из-за старинных штормовых ставней, большая часть которых была неплотно закрыта или покачивалась из стороны в сторону, окна напоминали опущенные, подслеповато прищуренные глаза, а от всего здания веяло атмосферой пускающего слюни безумия. Дверь из легированной пластины на верхней площадке лестницы была покрыта трещинами и вмятинами, вся охрана ограничивалась единственной видимой камерой.
Да я видел убежища байкерских банд в Нагорье, сделанные с бо́льшим размахом.
Мы стояли перед камерой, изображая из себя дружбанов, и это, похоже, сработало. Из динамика раздался скучающий голос:
– Какого хера ты тут делаешь, Эдди? И кто это с тобой?
Эдди прочистил горло.
– Мне нужно увидеть Семпере. У этого парня есть сведения, которые он должен услышать.
Эдди указал на меня. Я заискивающе посмотрел в камеру. Я приглушил свою гарнитуру до почти полной прозрачности и стоял с максимально безобидным видом. Голос многозначительно откашлялся:
– Семпере, как это говорится, нездоровится. – Пауза, смешок. – С ним там Розанна. Сам знаешь, как оно бывает.
Валгарт бросил на меня панический взгляд. Я ясно дал понять, что с ним случится, если он не сможет провести меня внутрь. Его голос повысился на полтона.
– Блядь, чувак, ты серьезно? Я привожу сюда значительный источник дохода, а Семпере не может вытереть член и надеть штаны, чтобы его выслушать?
Голос в динамике помрачнел:
– Ну иди тогда и сам к нему стучись. Потому что я этого делать не собираюсь.
Покрытая вмятинами и зазубринами дверь раскололась посередине, две створки с шумом заскрежетали по полу, который выглядел так, словно его не подметали несколько месяцев. Когда мы вошли внутрь, под ногами захрустело.
Здешний интерьер когда-то обладал подобием величия. В сводчатом потолке виднелась слабая отсылка к старым временам пряток в бункерах, на стенах висели барельефы ранних исследовательских лагерей, пол выложен из нановыращенного кристалла с эффектом мрамора, его поверхность была специально спроектирована так, чтобы имитировать красноватые вихри марсианских пыльных бурь. Широкая лестница с балюстрадой из какого-то яркого сплава, испачканного и потрепанного временем, вела на идентичный второй этаж с балконом, где виднелись ведущие куда-то большие двойные двери. Во времена популярности этого архитектурного стиля все вокруг слепило бы глаза гладким нанотехнологическим блеском, напрочь противоречащим грубому, сделанному наспех колониальному прошлому, которому здание вроде как отдавало дань уважения. Теперь каменные плиты с эффектом пыльных бурь покрылись настоящей пылью, а барельефные изображения галерей были почти столь же обильно испещрены граффити, как и внешний фасад. В углах клубился мрак, словно готовое сырье для так и не появившегося художника пиксельного тумана.
Пересчет бугаев – три скучающих на вид фрокера, все достаточно молодые, чтобы без критических вопросов принимать на веру идеалы движения и, что еще важнее, по-прежнему радоваться присущему движению бандитизму бандитизма ради. Одна из них, вытянув ноги, лежала на нижних ступеньках лестницы, остальные с нарочитой леностью облокотились на перила повыше. Все трое одеты в рабочие комбинезоны жителей Нагорья или какие-то дешевые напечатанные версии модных домов, у всех троих волосы беспорядочно острижены на уровне подбородка, глаза закрыты одинаково тонкими, как бритва, гарнитурами. У всех троих татуировка «ДеАрес Контадо» под левым глазом. Проанализировав тепло, исходящее от тел, Осирис пометила их оружие, каждый предмет вспыхнул прохладной синей меткой, которая тут же исчезла. Не о чем беспокоиться.
– Это и есть твой ебаный источник дохода? – сидящая одарила меня, как ей показалось, испепеляющим взглядом. – Что-то не выглядит значительным.
Двое других усмехнулись. Один из них выпрямился и спустился, как будто решив получше меня рассмотреть.
– Я бы не променял его на полчаса с Розанной, – заметил он, проходя мимо сидящей женщины.
– Точно.
Он спрыгнул с нижней ступеньки, вполоборота повернулся ко мне и присмотрелся. Цепкий взгляд за тонированными линзами гарнитуры. Парень был громоздким, по-марсиански мускулистым, немного выше меня, намного моложе, и в нем ощущалась какая-то химозная дерганность, которая мне не очень нравилась. А возможно, и очень, если дать ему подобраться поближе.
– Захлопнись, Оливье, – произнес тот, что остался на лестнице. Он зевнул и потянулся. – Нет нужды проявлять грубость… пока что. Эдди никогда прежде нас не подводил. Ведь так?
Остальные двое постарались приглушить смешки. Стоящий рядом со мной Валгарт напрягся.
– Слушай, если у тебя со мной проблемы, ты можешь…
– Расслабься, Эдди, эта шутка, – полностью лишенным веселья тоном произнесла женщина. – Что случилось с твоим чувством юмора?
– Этот парень…
– Этот парень может подождать, – произнес Оливье, склонив голову набок и пытаясь поиграть со мной в гляделки.
– Этот парень также может отдать пушку, которую носит, пока ждет, – сказал стоявший на лестнице. Похоже, он был главным. Пожал плечами и наградил меня неискренней улыбкой. – Местные правила.
Я улыбнулся ему в ответ и кивнул в знак согласия. Затем достал из кобуры «ВакСтар» и отстрелил Оливье ногу ниже колена. По пыльному вестибюлю разнесся мощный гул. Пуля ударила фрокера в середину голени, раздробила ногу и напрочь оторвала ступню, словно небрежно брошенный ботинок. Бугай боком повалился на типа мраморный пол и начал кричать. Я почувствовал, как капли крови попали мне на щеку и лоб. Женщина у подножия лестницы резко выпрямилась, ругаясь на чем свет стоит и нащупывая оружие за пазухой. Ее пушка проделала только полпути из кобуры, а дуло «ВакСтара» уже находилось в четверти метра от ее лица.
