— В чистом виде.
— Но вы слушайте, что было дальше! Мой племянник обиделся, купил весь этот дом целиком и выгнал всех англосаксов прямо на улицу. Видите, как нам здесь приходится? А вы говорите, что в Америке нет антисемитов!
Ах, Брайтон, удивительное место, где у людей пропадает чувство ностальгии. Чего грустить о России, когда она здесь. Русские книги, русские газеты, русская еда. Здесь все можно получить. Если очень повезет, можно даже получить по морде.
Нет, мы несправедливы к Брайтону. Мы приходим в Чайнатаун и восхищаемся, что здесь всё, как в Китае: китайские магазины, китайские улочки, китайская еда. Мы попадаем в итальянский район и радостно говорим: «О, литтл Итали!» Так почему же мы не восхищаемся, попадая на Брайтон-Бич? Да, это не литтл Итали, зато это дер кляйнечке Одесса. Пусть маленькая, пусть грязноватая, зато без горсовета и горкома партии.
Не надо стесняться Брайтона — ведь это все мы. Это наши бабушки и дедушки, которые не очень хорошо говорили по-русски, зато очень хорошо нас любили. Я часто вспоминаю случай из своего детства: когда мои бабушка и дедушка громко говорили в трамвае по-еврейски, пассажиры поглядывали на них с кривыми усмешками, а я, юный пионер, изо всех сил старался смотреть в окно, потому что очень стеснялся за своих бабушку и дедушку, которые так громко говорят по-еврейски в нашей великой антисемитской стране.
Так давайте не будем в очередной раз отказываться от своих стариков. Не будем похожи на тех людей, которые прячут в маленькой комнате своих родителей, когда к ним приходят шибко интеллигентные гости!
Я иду по вечернему Брайтону. Справа шумит Атлантик оушен, слева гремит музыка из ресторанов «Арбат» и «Одесса». Добрый вечер, Брайтон! Мы давно с гобой не виделись. Гуд ивнинг! А гит ёнтыф! А гит юр![1]
Боря — аид ашикер
Вы наверное слышали такое выражение: «еврей-тысячник»?.. Это значит, что на тысячу евреев всегда найдется один особо отрицательный. Если уж дурак, то такой, что ни в одной нации не найдешь; если подлец, то такой, что все могут спрятаться; если врун, то сам барон Мюнхгаузен может у него постоять за дверью.
Наш сосед по двору дядя Боря тоже был еврей-тысячник. Это был пьяница, аид ашикер. Вообще еврей- пьяница в России встречается не так уж часто. Ведь для чего пьет русский человек?.. Чтоб ему стало хорошо. У еврея же организм устроен иначе: прежде, чем ему станет хорошо, ему станет так плохо, что его надо три дня отпаивать молоком.
Но дядя Боря был исключением. Он мог пить и не пьянеть. Как он сам говорил:
— Это у нас наследственное. Когда в Шепетовке умер дядя Изя, он оставил нам в наследство самогонный аппарат. С тех пор мы такие.
Конечно, больше всех страдала его жена, тетя Рая, маленькая, сухонькая и совершенно седая еврейка. Каждый раз, когда он возвращался с работы с чуть покрасневшим лицом, она встречала его словами:
— Босяк! Гопник! Ну, объясни мне, почему ты пьешь? На что находчивый дядя Боря неизменно отвечал: —Пью, потому что жидкая. Была бы твердая — я бы ее грыз.
К чести тети Раи, должен сказать, что, несмотря на вечную войну с мужем, она была его верной союзницей и закрывала от остальных грудью.
Была у нас соседка по фамилии Фильчикова — мерзкая особа с таким выражением лица, будто она постоянно держала во рту кусочек дерьма. Что она только не делала, чтобы вбить клин между Борей и Раей. Как-то зимой Боря увлекся одной артисткой филармонии и пропадал днями и ночами, о чем, конечно, не упустила сообщить Фильчикова.
— Соседушка, — ласково обратилась она при встрече к тете Рае, — уж не хотела вас огорчать, но по-соседски скажу: муж-то у вас гуляет!
— Ну? — спокойно сказала тетя Рая. — Пусть гуляет. Он у меня тепло одет.
Тогда Фильчикова заходила с другого боку.
— Соседушка, — говорила она, — ваш муж вчера вернулся в час ночи пьяный-пьяный!.. Уж так ругался в подъезде…
— Еще бы ему не ругаться! — отвечала тетя Рая. — Он же наступил на вашего, который спал на лестнице.
Постепенно Фильчикова сдалась, говоря, что евреи всегда держатся вместе и наших туда не пускают. И тут она была совершенно не права. Как раз компанию Бори составляли два чисто русских индивидуума: Вася Крот и Коля Жмот. Только не ищите тайного смысла в этих прозвищах. Просто фамилия одного была Кротов, а другого Жмотов. Они всегда появлялись вместе и всегда навеселе. Как говорила тетя Рая:
— Они оба ходят такие пьяные, что рубашка одного заправлена в брюки к другому.
При всем том оба друга дяди Бори были людьми не простыми. В частности. Кроту принадлежит высказывание, перечеркнувшее метрическую систему мер:
— Литр, — сказал он, — это то же самое, что метр. Только в жидком виде.
Что касается Жмота, то это был вообще библиофил. Он выписывал подряд все газеты и журналы и вырезал оттуда всё, что имело отношение к выпивке.
— Мужики! — говорил он, появляясь со свежевырезанной заметкой. — Во Львове один фельдшер новый способ выпивки открыл. Через клизму.
— Это зачем? — лениво спрашивал Крот.
— Вот чудила! Ты представь: закуски тебе не надо— это раз! На работу приходишь, от тебя водярой не пахнет — это два! И самое главное — всё сразу всасывается в организм. 100 грамм — и полностью бухой!
— Нет, — говорил дядя Боря, — лично мне это не нравится.
— Почему?
— А как при этом способе пить на брудершафт?
Конечно, в смысле выпивки ни Крот, ни Жмот с дядей Борей тягаться не могли. Когда они уже лежали под столом, дядя Боря только начинал рассуждать об исходе евреев из Египта. Впрочем, степень опьянения друзей роли не играла: все равно об этом событии они ничего не слышали.
— Я вас спрашиваю, — говорил Боря, — зачем Моисей водил евреев 40 лет по пустыне?.. Не знаете? Так я скажу: он искал землю, где совершенно нет нефти. И таки нашел, чтоб у него голова не болела! В результате арабы купаются в золоте, а евреи имеют фон гипергейте пферд подковес!
Я переведу: имеют подковы от придушенной лошади. Когда дядя Боря сильно напивался, он сразу вспоминал еврейский язык. Очевидно, это хмельная волна доносила до него голос предков. В эти минуты на все попытки мастера или кадровика назвать его Борис Петрович он неизменно отвечал:
— Меня зовут Борис Пинхусович. Кому не нравится — может удавиться!
Нельзя сказать, что мудрая тетя Рая не пыталась вылечить мужа от пьянства. Сначала она обратилась к нетрадиционной медицине: экстрасенсам, иглоукалывателям и даже к одному йогу. Результат — ноль, разве что только йог после дяди Бори начал выпивать через ноздрю.
Тогда тетя Рая обратилась к обычной медицине и заставила мужа пойти в поликлинику. Районным врачом у нас был доктор Онищенко — здоровый хохол с большим красным носом и синими прожилками. Лечил он больных алкоголизмом по своему методу: заставлял пить до тех пор, пока тому не станет противно. Противно дяде Боре так и не стало. И через две недели он лечение прекратил. Правда, потом часто любил повторять:
— Алкоголик — это тот, кто пьет больше своего лечащего врача.
Как рассказывал мне отец. Боря при своем пьянстве был потрясающим токарем. Самые сложные детали поручали точить только ему, поскольку он умел, как говорили на заводе, ловить микроны. Зато, когда приезжали зарубежные делегации по обмену опытом, дядю Борю никогда не приглашали на банкеты. Даже не потому, что он пил, а потому что болтал про всё вокруг, включая партию и правительство.
Я даже не могу понять, как он со своим языком не сгинул в лагерях при Сталине, не сел при Хрущеве, не попал в психушку при Брежневе?.. Может, это водка его хранила? Знаете, как бывает: трезвый человек свалится с лестницы — поломает руки-ноги, а пьяный упадет — ни одного синяка. Особенно он любил рассказывать антисоветчину моему отцу, чувствуя, что тот втайне тоже не любит сов-ветчину.
— Наумыч! — орал он при встрече на весь двор. — Фото в «Известиях» видел? «Хрущев осматривает свиноматку-рекордистку». На фотографии Хрущев слева. Не, ты понял, в чем юмор? Он же у нас на свинью похож.