— Хм, ну ладно. Жениться не так уж трудно, ты ведь знаешь, отец Себастьян мой приятель, а вот с детьми… дело потруднее. Детей может дать только бог.

— И папе дал? — задал я новый вопрос.

— А откуда же ты взялся? — рассмеялся дядя и разбудил уже посапывавшую тетю Клару.

— Сиано, — заворчала она, — тебе не спится, так дай хоть мне поспать!

— А тебе почему бог не дал много детей? — не унимался я.

— Я человек набожный, да вот твоя тетушка Клара, вместо того чтобы поговорить с господом богом, предпочитает поспать, — с легкой грустью заметил он и замолчал.

Я понял, что задаю слишком много вопросов. Лежа на матраце, я думал, как религиозность влияет на людскую судьбу. Теперь стало понятно, отчего у дяди Дельфино так много детей, ведь когда-то он пожертвовал церкви огромный колокол. Потом я рассмеялся, представив, сколько было бы у отца Себастьяна детей, если бы он мог жениться.

Я твердо решил завтра вновь сходить к Розе и убедить ее, что я больше не ребенок, что если хорошо попросить бога, то бог нам, несомненно, поможет. Под конец я дал себе слово прилежно посещать воскресную школу.

Следующий день был днем петушиных боев. Петухи в кабачке кричали, как люди. Сквозь клубы дыма я заметил Андреса, сидевшего через три столика от меня. Появилась Роза и поставила перед ним стакан баси. С нежной улыбкой она села рядом.

Кровь ударила мне в голову.

— Роза, — окликнул я, — принесите, пожалуйста, стакан баси!

Сказано было достаточно громко, и люди стали удивленно на меня поглядывать. Я расправил плечи и встал, чтобы все видели на мне длинные штаны. Брюки были отцовские, но мне почти впору. Андрес повернулся в мою сторону. Глаза наши встретились. Я постарался вложить во взгляд всю ярость, что накопилась у меня в душе, но на него это не подействовало. Гром небесный! Вот негодяй!

— Криспин, тебе рано пить вино, — возразила Роза.

— Будьте любезны, — настойчиво повторил я, — стакан баси.

Она взглянула на Андреса, пожала плечами и принесла стакан вина:

— Я повторяю, тебе не надо пить. Вино крепкое.

Я не сдавался:

— Я уже взрослый, Роза, и если ты…

Но Роза прервала меня:

— Хорошо, пей, меня ждут.

Андрес внимательно смотрел на меня, затем взял стакан и осушил его одним махом. Я решил, что тоже выпью залпом. И выпил. Пламя обожгло мне глотку и побежало дальше. Во рту стало горько, горячо и невыносимо больно. Роза снова подошла к Андресу. Руки их встретились.

С большим трудом я поднялся из-за стола и направился к Андресу. Чувствовал я себя неважно, но, ощутив коленями ткань настоящих брюк, стал смелее. Поднялся и Андрес:

— Куда это вы направились, молодой человек?

— Вы знаете куда, — сказал я, как мне казалось, весьма решительно.

В руке я держал пустой холодный стакан. Я замахнулся, но Андрес перехватил мою руку, и стакан выпал из руки, его осколки со звоном разлетелись по полу.

— Сумасшедший какой-то, — пробормотал Андрес. — Может, ты хочешь сказать, что влюбился в Розу?

— Да, влюбился!

Я взял Розу за руку и умоляюще взглянул на нее:

— Роза, ты… веришь в бога?

Она удивленно пожала плечами и буркнула Андресу:

— Не надо было приносить баси.

— Так веришь? — настаивал я.

— Думаю, да. Наш приходский священник на этот раз избрал меня на роль девы Марии.

На роль девы Марии! Я знал, я знал! Ангелы небесные снова были со мной.

— Как хорошо, Роза! Ведь я тоже верю в бога, — с облегчением вымолвил я. Слова переполняли меня, не находя выхода, губы нервно подергивались, в горле горело.

Андрес кивнул Розе, и она нежно прикоснулась к моей руке.

— Прости меня, Криспин, — в глазах ее блеснули слезы, — вот уже два года, как мы помолвлены с Андресом и скоро поженимся. Извини еще раз.

Пламя в груди вспыхнуло с новой силой, шум в голове стал невыносимым. Миллион кокосовых орехов лавиной обрушился на меня.

— Жаль, очень жаль, Роза. — Судорога пробежала по моему телу; казалось, сердце вот-вот выскочит из груди.

Стараясь казаться молодцом, я пытался улыбкой скрыть внезапную слабость. Роза и Андрес ободряюще улыбнулись.

— Андрес, — спросил я, — а вы верите в бога?

— Да, Криспин, — ответил он, продолжая улыбаться, — во всяком случае, я каждое воскресенье хожу в церковь…

— Тогда я счастлив за вас и за Розу. Бог поможет вам обоим. Да, поможет!

Роза вновь огорчилась:

— Что несет этот мальчик?! Он опьянел!

Склонив голову на плечо Андреса, она всхлипнула. Тот ласково погладил ее по голове.

Очевидно, я был пьян, но я знал, что говорил. Будь здесь дядюшка Сиано, он подтвердил бы это.

— Прощайте, — сказал я и повернулся к выходу.

Под ноги опять попалась эта облезлая собака, я опять хотел дать ей пинка, но налетел ветер с поля и я забыл про всех собак на свете. Чувство обновления наполнило мою душу. Я точно прошел по длинному и узкому мостику высоко над землей — такого еще никогда не совершал ни один из учеников воскресной школы отца Себастьяна.

Вдохнув вечерний воздух полной грудью, я радостно засвистел и с песней направился к дому.

ГЛАВА 2

ЛИНДА

Сан-Па́бло — красивый городок с множеством кокосовых пальм. Расположен он в долине, окруженной, как крепостными стенами, невысокой грядой гор. Голубые озера близ города глубоки и загадочны. О каждом озере сложены легенды, и все мамы в Сан-Пабло любят рассказывать их перед сном своим детям — так мудры и поучительны эти легенды.

Мы жили в баррио^[7] Реме́диос, пригороде Сан-Пабло. На тридцать хижин из бамбука был один-единственный деревянный дом из досок, сколоченных железными гвоздями. В сезон муссонов, когда дул сердитый ветер с Южно-Китайского моря и обрушивался с небес дождь, будто водопад реки Маламиг, высокие красивые пальмы укрывали наши хижины своей густой кроной. Мы любили засыпать под неумолчный шум дождя, разбивающегося о широкие листья пальм.

Отец работал у испанца на кокосовой плантации. Испанец жил с женой и детьми, удивительно бледными и худыми существами. Редко кто видел улыбку на их лицах. Раньше они жили в центре Сан-Пабло. Когда началась война, в 1941 году на рождество японские самолеты разбомбили городской базар, там погибло много народу, оказавшегося на улице в день праздника. Тогда-то семья испанца и переселилась в баррио и заняла деревянный дом с железными гвоздями.

Моя сестра Мария начала плести для них свои изумительные циновки.

Воспоминания о любви к Розе, о ее личике, как у девы Марии, глазах, блестевших, будто серебряные монеты, постепенно испарились. Начинались новые времена, годы новых впечатлений, иной любви, новых радостей и страданий.

В 1943 году японцы на Филиппинах демонстрировали свою силу и жестокость. Все мальчики баррио мечтали украсть у кого-нибудь из японских офицеров самурайский меч. Для нас, филиппинцев, это значило не только доказать свою храбрость, но и проявить величайший патриотизм. Я не был исключением. Стальной японский меч стал моим единственым желанием, моей новой любовью.

Как-то мне даже приснились убитые японские солдаты. Они лежали ряд за рядом в окровавленных одеждах, а возле них мечи. Я схватил один и начал размахивать над головой, меч засверкал в лучах полуденного солнца. Это был удивительный сон.

Но это все было еще до приезда Ли́нды, моей двоюродной сестры. Она жила одна в Маниле^[8]. Отец ее умер — лег спать и не проснулся. Почти всю жизнь она жила в огромном городе, и, судя по тому, как одевалась, как разговаривала, жила не бедно. Ее появление потрясло всех моих домочадцев. Шея, запястья и пальцы Линды были унизаны блестящими украшениями, а красное коротенькое платье туго обтягивало фигурку.

— Ба! — воскликнула тетя Клара, оглядев Линду с ног до головы.

Отец рассмеялся, а мать так и не вышла из кухни, гремя горшками.

Наш маленький дом под крышей из пальмовых листьев стоял на толстых деревянных сваях, с земли был виден пол из бамбуковых планок с большими щелями между ними. Спали мы на полу на матрацах из сухих листьев. В жаркие дни в доме было особенно приятно; свежий ветерок проникал в дом не только в окно, но и в щели пола. Когда мы были маленькими, нам не нужен был ночной горшок.