— Ну, как я теперь, сынок? — услышал я громкий голос. Она сложила краски и убрала в сумочку.

Дэнни вновь подмигнул мне и внимательно посмотрел на маму.

— Нет, мамуль, не помогло, — и засмеялся, будто произнес веселую шутку.

Я не поддержал его. То, что он говорил, казалось мне правдой.

— Ты злой, — засмеялась женщина, принимая шутку сына.

— Повторяю, мамуль, не помогло, — сказал он настойчиво. — Скажи ей, дружище, — обратился он ко мне, — ведь она такая же красивая, как и была, не так ли? Ведь она самая красивая на свете!

— Просто злодей! — вновь рассмеялась женщина.

Я не знал, что делать. Я разбирал все слова, что они произносили, но смысл их мне был совершенно непонятен. Я оказался в затруднительном положении и не ведал, как из него выбраться. Ясно было одно: они счастливы друг с другом, этого было достаточно.

Я взял Дэнни за руку и спросил, не будет ли возражать его мама, если ей предложить поменяться местами.

— Спасибо, дружок! Ты очень любезен.

Я поднялся. Дэнни окликнул маму, и мы поменялись местами. Через минуту голова Дэнни уже покоилась на ее руках, он спал. Я взглянул на его маму. Щеки и губы ее уже не были такими бледными, но красивее она не стала. Я опять подумал об алинг Петре, но мысли мои смешались, напала дремота, и я вскоре тоже уснул.

Меня разбудила стюардесса и попросила пристегнуть ремни. Я бросил взгляд на Дэнни, он все еще спал, и мама пристегивала его ремнями. Опять начиналось противное снижение, я ждал его с ненавистью. Самолет стал проваливаться; каждый раз у меня внутри все обрывалось. Ощущение было преотвратительное.

Самолет вновь нырнул вниз, моторы взревели, и Дэнни проснулся.

— Эй, — окликнул он меня, — мы ныряем! — и стал подражать звуку самолета.

Через минуту мы были над Сан-Франциско. Меня захватил вид ночного города, и я забыл про Дэнни. Подо мной была настоящая Америка. Здесь, по словам Ричарда, были самые длинные в мире мосты. Я спросил стюардессу, можно ли выйти из самолета. Та ответила, что самолет будет стоять пять часов. Была глубокая ночь, в городе я, конечно, никого не знал, мне ничего не оставалось, как ждать в аэровокзале, пока подготовят самолет к перелету в Нью-Йорк.

— Ты здесь выйдешь? — крикнул Дэнни.

— Собираюсь.

— Давай вместе?

— Ладно.

Он обернулся к матери, и глаза его вновь увлажнились.

— Мамуль, а она будет?

— Да, сынок. Думаю, что придет вместе с твоим отцом.

— Лучше бы мне остаться с тобой.

— Успокойся. — В голосе ее звучала нежность. — Мы ведь будем вместе даже раньше, чем ты думаешь. Как бы там ни было, твой отец хороший человек. Он будет добр с тобой.

— О нем я не беспокоюсь. Я боюсь… ее.

— Ничего! Я думаю, она достойная женщина. Она очень красивая.

— Красивее тебя?

— Да, сынок.

— Не верю! — твердо сказал Дэнни. — Совершенно не верю!

Она нежно шлепнула его по щеке:

— Ты настоящий изверг! Пошли, пора выходить.

Дверь открылась, и они встали со своих мест. Я двинулся за ними. Дэнни оглянулся.

— Не отставай, — попросил он, — будь с нами.

— Хорошо.

На летном поле чувствовался прохладный октябрьский бриз. Небо все было усеяно звездами. Я старался не отставать от Дэнни; он крепко держал мать за руку, будто не собирался отпускать ее от себя.

Мне очень хотелось увидеть отца Дэнни. Ведь он был из Голливуда, а в американских кинофильмах все в Голливуде были как на подбор красавцами. Поэтому хотелось увидеть живого голливудца, да и новая мать Дэнни очень интересовала меня.

Думаю, все это происходило из-за моего невероятного любопытства. Я любил смотреть на пожары, драки, разглядывать незнакомых людей — словом, все, что было новым и неожиданным.

Как-то отец застал меня, когда я подглядывал, как наш деревенский кузнец манг Бе́рто бил свою жену. Отец всю дорогу до дому тащил меня за ухо, и, хоть дом был рядом, дорога показалась мне бесконечной. В тот вечер я слышал, как он кричал маме, что я унаследовал этот порок от ее сестры. По словам отца, тетя Клара была ходячей газетой. Из-за этого замечания мама не разговаривала с отцом до самого утра.

Аэровокзал сверкал всеми огнями и был полон народу. Громкоговорители не затихали ни на минуту. Окажись здесь дядя Сиано, он сразу вспомнил бы о тете Кларе. Мы зашли в зал ожидания. Мать Дэнни начала крутить головой и подниматься на цыпочки, а мы с Дэнни сели на длинную скамейку, на ней можно было даже спать.

Вдруг лицо матери Дэнни изменилось, мягкая улыбка мгновенно слетела с губ, глаза стали колючими.

— Они здесь, Дэнни!

Тот сразу вскочил.

Я смотрел, как они приближаются к нам. Он был человеком гигантского роста, в черном костюме. Шел он энергично, и, не будь у него очков, я принял бы его за ковбоя, приехавшего из прерии в город. По мере их приближения Дэнни все крепче сжимал руку матери, лицо его становилось все печальнее.

Наконец я увидел ее и от удивления вытаращил глаза. Это со мной однажды уже случалось, когда дядя Сиано притащил в дом огромную, как лодка, рыбину.

Вторая мать Дэнни оказалась стройной и прелестной, как кинозвезда. Она даже была красивее девушек на обложках журналов, рекламировавших туалетное мыло. Затаив дыхание я замер. В жизни еще я не встречал такой красавицы. Сам Голливуд предстал предо мной в обличье этой молодой женщины. Единственное, что показалось мне странным, так это то, что она зачем-то обернула шею пушистым мехом, как шарфом.

— Как поживаешь, Дэнни? — спросил отец.

Красавица улыбнулась полными, яркими губами, но Дэнни на нее не взглянул. Он все еще цеплялся за руку матери.

— Не молчи, Дэнни, отвечай отцу, — сказала мать.

— Все нормально, папа.

Лица Дэнни я не видел, он стоял ко мне спиной.

— А как ты, Мэри?

— Ничего, так, по крайней мере, мне кажется. Устала немножко от полета.

— Представляю! — Отец повернулся к Дэнни: — Ну что, молодой человек, поехали?

— Шагай, Дэнни, — подтолкнула его мать.

— Нет!

— Будь умным мальчиком, — настаивала мать.

Я не спускал глаз с новой матери Дэнни. Как мне хотелось, чтобы здесь оказался дядя Сиано, уж он нашел бы нужные слова, чтобы описать ее прелесть; не зря он каждый год читал свои стихи в честь избранной королевы фиесты в нашем баррио.

Дэнни отпустил руку. Мама наклонилась к нему и поцеловала. Он кинулся к ней в объятия, из ее огромных глаз хлынули слезы.

— Иди, сынок, — сказала она, не открывая глаз.

— Хорошо, мама! Хорошо!

— Какое самообладание! — заметил отец.

— Я рада была повидать тебя снова, Джордж, — сказала мать, смахивая слезы.

— Я тоже, Мэри… Кстати, это Вера.

— Здравствуйте, — сказала мать Дэнни.

— Привет, — ответила красавица.

Мать Дэнни отвернулась и пошла к выходу.

В душе у меня что-то дрогнуло. Мы были вместе всего несколько часов, но мне казалось, что я знаю Дэнни много лет. Я переживал за него всей душой. Вдруг раздался крик:

— Мамочка! Не оставляй меня с ними! Мамуля!

Мать оглянулась. Дэнни кинулся к ней. Отца это, видно, расстроило, красавица начала нервно поправлять на шее свой мех.

Мать прижала к себе Дэнни, он вновь расплакался.

— Мамочка, — рыдал Дэнни, — мамуля… она не такая, как ты.

— Полно, Дэнни, ты уже совсем взрослый, — попыталась она превратить все в шутку, но, видно, давалось это ей с трудом. — Иди, тебя ждут!

Она нежно поцеловала сына, потом еще и слегка оттолкнула от себя. Дэнни медленно двинулся к отцу, а мама быстро вышла из здания.

Я опустился на скамью; сердце бешено колотилось, слезы застилали глаза. Меня вдруг пронзила одна мысль: Дэнни оказался прав — его мать была действительно красивым человеком.

ГЛАВА 9

МОИ ОПЕКУНЫ

Когда мое семейство обсуждало, где мне остановиться в Нью-Йорке, у кого жить, в доме поднимался шум и гам, еще почище, чем в день выборов у нас на главной площади. Правда, с той разницей, что никто из нас не обижался, однако обвинений и колкостей хватало.