За завтраком дяди на месте не оказалось. Тетя стала выглядывать в окошко — уж не задержался ли он у своих петухов, но его и там не было.

— Бьюсь об заклад на свою юбку, не иначе как он отправился занимать деньги на воскресные петушиные бои, — заявила она.

— Должен заметить тебе, Клара, — засмеялся отец, — прими я твой заклад, пришлось бы тебе щеголять по базару без юбки.

Мама едва сдержала смех, я тоже. Мы все знали, почему дяди нет за столом: он ушел приглашать на прощальную встречу манга Тероя. Мы ни слова не говорили тете, предпочитали, чтобы она ничего не знала до последнего момента. Тетя Клара была из тех, кто, как манг Терой, не мог держать язык за зубами.

Дядя как-то заявил:

— Во всем мире еще не изобрели таких средств связи, которые действовали бы быстрее, чем язык Клары.

Мы не обмолвились ни словом о Сиано и приступили к завтраку. Дядя появился часов в десять. Я был уже одет и ждал сигнала. Он сказал, что поезд в час дня, поэтому Тероя он пригласил к одиннадцати. Тот наверняка будет в двенадцать. Это его обычная манера — опаздывать, он любит, чтобы его ждали.

Мы вышли из дома около одиннадцати. Все, конечно, придут к назначенному часу, но времени оставалось в обрез. Я не ошибся. Люди пришли точно, больше того, натащили всяческой еды и напитков, получился отличный пикник. Уж так у нас в Сан-Пабло было заведено: праздник одного был праздником для всех.

Нас сердечно приветствовали, дядя беспрерывно улыбался. Таким я его видел только на петушиных боях, когда вся арена радостными воплями приветствовала его петухов. Я шарил глазами, но ни Тероя, ни Лигаи не видел.

Дядя с добровольными помощниками поставил в тени развесистого мангового дерева несколько стульев — они предназначались для особо важных гостей. Солнце приближалось к зениту, припекало основательно.

Манг Терой появился часов в двенадцать. Началась суматоха. Все наперебой предлагали ему выпить, закусить, удобно посидеть под деревом, но он отверг все предложения и, встав, как монумент, решил, видимо, непременно начать речь.

Воспользовавшись суетой, я спросил дядю, не знает ли он, почему не пришла Лигая.

— А он и не собирался ее брать с собою, — спокойно ответил тот. — Не ты ли рассказывал мне, что он запретил ей с тобой встречаться? Поскольку пикник в твою честь…

Я должен был, к сожалению, согласиться с доводами дяди и сразу сник. Дядя это понял.

— Не робей, Криспин, моим планом это тоже предусмотрено.

— Дядюшка, не тяни, скажи, что делать, ведь времени осталось так мало!

— Иди за мной.

Он повел меня в бамбуковые заросли, где никто не мог нас услышать, и изложил план действий.

— Иди под дерево и садись на стул. Перед тобой встанет Терой и начнет свою болтовню. Как только он разойдется, вставай потихоньку и беги к Лигае. Она дома. Не бойся, тебя никто не увидит. Всю родню я пригласил на пикник, даже ее брат здесь — вон играет в прятки с ребятами. Терой уверен, что его отпрыск приглядывает за Лигаей; посмотри, он готовится начинать речь.

Я повеселел. Хотелось, чтобы манг Терой скорее заговорил. Я сел на стул, а дядя Сиано предоставил слово мангу Терою. Речь началась. Когда манг Терой увлекся так, что перестал замечать меня, я незаметно покинул пикник и помчался к Лигае. Дядя смотрел мне вслед. Я оглянулся. Взгляды наши встретились, и он вновь ободряюще подмигнул мне. В душе моей все запело.

У дома Лигаи я остановился под пальмой перевести дыхание. В окошке была Лигая. Сердце бешено заколотилось. Но тут я обнаружил, что она не одна, возле нее был отец Себастьян. У меня все оборвалось, последняя надежда рухнула. Я было хотел повернуть назад, как из-за другой пальмы послышалось:

— Псс…

Я оглянулся. Там был дядя.

— Отец Себастьян… — упавшим голосом начал я.

— Знаю. Потому-то я и здесь. Твоя тетка устроила мне грандиозный скандал, начала кричать, что я безбожник, мол, всех пригласил, а про отца Себастьяна забыл. По правде говоря, твоя мать приглашала отца Себастьяна, да он отказался. Я подумал: не иначе как Терой уговорил его посидеть в доме. И оказался прав.

— Что же теперь делать?

— Стой здесь. Попробую с ним потолковать. Смотри, как только он уйдет, беги со всех ног к Лигае и не теряй времени даром.

Дядя направился к дому. Не прошло и минуты, как они со священником появились на улице. Интересно, что такое сказал дядя отцу Себастьяну, что тот кинулся из дома как на пожар?

Лигая увидела меня, хотела что-то сказать, но заплакала, и слов ее я не разобрал. Глаза ее были так печальны, будто она неожиданно узнала горькую весть.

— Только что здесь был твой дядя. Он сказал, что в баррио Сан-Исидо́ро умирает его дедушка и нуждается в последнем причастии. Отец Себастьян поспешил, дабы застать его в живых. Должно быть, это последняя просьба дедушки.

Я чуть не подавился, стремясь сдержать смех. Дедушка дяди умер лет десять назад!

— Не огорчайся, любимая!

Лигая продолжала ронять слезы.

— Я обо всем расскажу позднее. Пойдем к озеру. У нас почти нет времени.

Она накинула на плечи шарф, и мы, взявшись за руки, побежали. На озере было удивительно тихо и покойно, вода отражала голубизну неба, солнце стояло прямо над головой. В церкви ударил колокол: наступил полдень. Руки Лигаи были ледяными, в глазах стояли слезы. Я сам был готов расплакаться. Вспомнилось, как много лет назад отец должен был ехать на Минданао, как рыдала тогда мама. Лигая любит меня, решил я, любит по-настоящему.

— Я никогда не забуду тебя, — сказал я, робко касаясь ее щеки, — буду всегда писать, и ты будешь приходить ко мне в моих снах, там, за океаном…

Послышалось частое дыхание, но она не произнесла в ответ ни слова. Мы сели под бамбуком. Озеро было так близко, что я чувствовал тепло его воды, нагревшейся за день.

— Скажи мне что-нибудь на прощанье, — стал умолять я, — скажи только для меня, чтоб я запомнил твои слова навсегда…

Губы ее вздрагивали, на глазах дрожали слезинки, лицо было прекрасно печальным. Лигая со мной, она любит меня!

Обнявшись, мы долго сидели молча. Голова ее склонилась мне на плечо, снова слезы хлынули, как из ручья. Плечо стало мокрым. Пусть мокнет моя новая рубашка, пусть, мне не жаль! Я даже решил никогда не стирать ее, чтобы сохранить эти следы слез. Рубашка станет символом нашей любви.

Я выпустил Лигаю из объятий, взглянул на нее и сказал, что люблю, что любовь моя никогда не умрет. Глаза наши встретились, и взгляд ее проник мне в самое сердце. И не было в мире ничего прекраснее этого взгляда, этих нежных мокрых щек.

Время летело. Я ненароком взглянул на часы — подарок отца, — стрелка приближалась к часу. Я вскочил как ужаленный, даже Лигая вздрогнула. Я снова нежно привлек ее к себе, и наконец она прошептала, что всем сердцем полюбила меня. За весь час это единственное, что она произнесла. Но я был счастлив. Ее голос, слова, взгляд заплаканных глаз — все это навсегда останется в моем сердце.

Подарок дяди Сиано был самым лучшим подарком в моей жизни!

— До свидания, — воскликнул я, — до свидания, любовь моя! Я буду любить тебя, где бы я ни был!

Я нежно поцеловал ее, она мило покраснела. На лице появилась застенчивая улыбка. Она улыбнулась вновь, уже смелее. Плеснула волна и отразила луч солнца. Он заиграл на лице Лигаи, я же кинулся назад, на площадь.

Там творилось что-то невообразимое. Люди почти обессилели. Поезд ожидался с минуты на минуту, а Терой говорил и говорил. Я напомнил дяде, что уже почти час дня. Тот вздрогнул и озадаченно оглянулся. Что делать? Как унять Тероя? Подойди он к Терою, тот взовьется, начнет спорить, потеряешь уйму времени. Но вот лицо его озарила улыбка — видимо, он нашел выход. Дядя достал листок бумаги, взял карандаш, что подарили мне подруги сестры, и что-то написал, потом попросил Марию передать записку Терою. Тот только-только добрался до самой патетической части своей речи, доказывая, как важно для нашего баррио построить новую церковь бо́льших размеров, чем нынешняя.