— Клара, — заметил дядя, — ты никак не можешь забыть о своем сыне!

— Послушайте его, — вскричала тетя, — «о своем сыне»! Может быть, о нашем сыне?

— Ты права, Клара, но сейчас не время ссориться.

— Он мне показался симпатичным парнем, — поддержала мама. — Я люблю людей с ясными глазами и приятным голосом.

— Он может спать в бомбоубежище, — продолжал дядя, так он называл щель, которую мы отрыли под домом. — Там удобно да и безопасно.

— Ты прав, — поддержал отец, — лучше не придумаешь.

— А я не хочу… — опять вступила тетя Клара, но внезапно осеклась: со двора по лестнице поднимался Ричард.

После мытья вид у него был куда лучше и свежее.

— Добрый вечер, — мягко сказал он.

— Добрый вечер, — ответил дядя.

— Добрый вечер, — отозвалась мама по-тагальски.

За ужином дядя рассказал, как нашел Ричарда на берегу реки Маламиг. Американец сидел в растерянности у водопада и не знал, что делать. Ричард добавил, что неделю назад во время налета на японский аэродром около Манилы его самолет был подбит. Он выпрыгнул с парашютом и приземлился возле каких-то гор.

— Несколько дней, — рассказывал Ричард, — я шел наугад, ел те фрукты, которые удавалось собрать. Однажды я поймал и съел дикого цыпленка.

Пока он говорил, мама не спускала с него глаз. Она не понимала ни слова, но ей нравилась его манера речи, его мягкое и грустное лицо.

— Из-за дозоров и патрулей я избегал больших дорог и шел через глухие места в надежде повстречать добрых людей вроде вас и молился про себя.

— Спроси его, он католик? — подтолкнула мама отца.

— Нет, я протестант, — ответил Ричард на вопрос отца.

— Он тоже верит в бога, — вывернулся отец, — и наш брат.

Мама улыбнулась, будто вкусила сладчайшего манго.

— Он славный, — заметила она.

Однако тетя Клара демонстративно встала из-за стола, ушла в свою комнату и проплакала весь вечер. Ужин ее остался нетронутым. Я потихоньку стянул с ее тарелки куриный желудок, который любил больше всего. Ричард заметил и улыбнулся. Я почувствовал превосходство над своим братом и сестрами. Кто первым его увидел? На чьем матраце провел он первую ночь?

После ужина мы с Ричардом спустились в укрытие, и он стал рассказывать про Америку, про огромные небоскребы́ и длинные мосты. Я начал расспрашивать его о Ло́уне Рэ́нджере — Одиноком Скитальце, своем любимом книжном герое. Мы проболтали до полуночи, и Ричард разрешил называть себя Диком, как зовут его друзья дома.

Мама кликнула меня наверх. Пора было спать, да и Дику не мешало отдохнуть. При расставании Дик опять пожал мне руку, как взрослому.

Ночью мне снилось, будто я плыву в огромной лодке. Откуда-то льется музыка. Мы проплываем под высоким мостом, с лодки его не достать. Потом я вижу Одинокого Скитальца на коне. Конь поклонился, и я захохотал как безумный.

Наутро дядя Сиано заметил, что этой ночью я храпел куда сильнее, чем отец. Не иначе как из-за сновидения, подумал я.

Я рассказал Дику о своем сне, и он решил, что Америка мне должна понравиться.

— Как только вернусь домой, — сказал он, — я постараюсь, чтобы ты побывал в Америке и все увидел собственными глазами.

У меня запершило в горле от радости, я не мог вымолвить ни слова. Уже под вечер я поведал отцу об обещании Дика. Тот только улыбнулся в ответ — видимо, решил, что Дик пошутил. Я же верил Дику, верил, что когда-нибудь встречусь с Одиноким Скитальцем, увижу длинные мосты и небоскребы Америки.

— До Америки десять тысяч километров, — сказал отец.

Я промолчал.

Как-то вечером дядя Сиано пришел с Никола́сом, нашим соседом. Тот был в партизанском отряде в горах. На боку у него болтался нож, говорил он шепотом и быстро-быстро. Я тихонько сел возле двери в комнату тети Клары: отец выгонял нас, если мы мешали вести серьезный, как сегодня, разговор.

— Сиано рассказал мне об американце, — приглушенным голосом сказал Николас.

— Ему нужно помочь, — ответил отец. — Он внизу, в укрытии. Хочешь с ним увидеться?

— Да.

— Я позову его, — вскочил я.

— Хорошо, — согласился отец.

Я помчался вниз. Дик сидел и читал старый комикс. Он уже перечитал все, что было в доме, даже мои школьные учебники. Стыдно признаться, но в нашем доме он не нашел ни одной интересной книжки. Отец никогда особо не увлекался чтением, а дядя предпочитал столярничать. Все книги, что были в доме, — это учебники или старые комиксы: я выменивал их на помидоры. Ради этого я их и выращивал.

Когда я сказал Дику о Николасе, он мгновенно вскочил и чуть не проломил головой настил над укрытием — такой он был высоченный — и помчался наверх, перепрыгивая через ступеньки. Я еле поспевал за ним. Когда я вошел в комнату, он уже беседовал с Николасом.

— У нас в лагере в горах Сан-Кристобаль, — говорил Николас, — есть радиопередатчик. Мы можем послать нужную информацию.

— Мне необходимо как можно скорее вернуться в часть! — взволнованно воскликнул Дик. — Я не могу сидеть на шее у этих добрых людей. Если японцы меня обнаружат, им придется плохо.

— Понимаю, — ответил Николас. — На прошлой неделе японцы шарили по всем домам в районе горы Макили́нг. Ходят слухи, что вы приземлились именно там.

— Если вы назовете ему свою фамилию и номер части, — вмешался дядя Сиано, — Николас попробует связаться с американцами в Австралии. Может, в очередной заход подводной лодки в залив Бата́нгас они заберут вас. Это километров сто отсюда.

— Отлично, — ответил Дик и передал Николасу листок бумаги с нужными сведениями.

Николас ушел, а мы все спустились к Дику в убежище. Он снова стал говорить, как он нам обязан за приют и заботу.

— Вы хороший человек, — сказала по-тагальски мама, — мы вас все полюбили.

По выражению лица, по ее тону Дик почувствовал, что она говорит что-то хорошее, и поблагодарил ее. Но тут к нам спустилась тетя Клара. Она была очень взволнована, глаза красные, щеки покрылись пятнами — наверное, опять плакала. В руках она держала фотографию моего двоюродного брата Мануэля.

Она подошла к Дику и в упор посмотрела на него, затем поднесла к самому его лицу фотографию.

— Вот мой сын. Взгляните! Он был красивым мальчиком и хорошим сыном. Теперь его нет. Это единственное, что было у нас. Он мертв, и все из-за того, что…

Дядя кинулся к ней и схватил за руки:

— Ты с ума сошла, Клара, неужели ты не понимаешь, что Ричард тоже настрадался. Ведь он теперь воюет и за нас.

— Но он… он жив, — рыдала тетя, — а мое единственное дитя, мой сын убит!..

Дядя Сиано повел ее наверх, и из их комнаты понесся свистящий шепот дяди и приглушенные рыдания тети Клары, будто она уткнулась лицом в подушку.

— Мне жаль ее, — сказал Дик, когда все ушли.

Вдруг над головой мы услышали стук сапог. Неприятный звук. Так стучат только сапоги оккупантов. Их можно узнать по своеобразному шлепанью сапог, будто они велики и сваливаются с ног. Через минуту раздался стук в дверь.

— Кэмпэйта́й! — заорал кто-то. — Военная полиция! Открывайте!

Дверь открыли. Я молил бога, чтобы это была не тетя Клара. Раздался отцовский голос, и мне стало легче. Все же я очень волновался, представляя, что может наговорить тетя Клара, если ее вдруг спросят.

— А, сеньор Ямамо́то, — произнес отец, — рады вас видеть!

Ямамото до войны владел кондитерской фабрикой в Сан-Пабло и обычно покупал у нас кокосовые орехи.

— Сеньора Ямамото борьше не существует, Томас, — произнес он, — есть торко капитан Ямамото!

— Прошу извинить, капитан Ямамото. Чем могу быть полезен?

— Нескорько дней назад здесь спустирся американский парашютист, мы осматриваем все дома.

Голос Ямамото узнать было невозможно, так он переменился за войну. Он утратил всю свою слащавую любезность.

— Здесь никого нет, — ответил отец, — в доме живут только моя семья и родственники. При теперешних ценах лишнего человека и не прокормишь.

— Я борше не экономист, Томас. Я верный сруга императора и готов умереть, выпорняя свой дорг!