- Второй путь - ты уже шел по нему?
- Нет. Это, как аллегорически сказано в Библии при описании избиения младенцев в Вифлееме, грех Ирода, и Господь его не прощает.
- Разве не может Господь простить все грехи в Своем всемогуществе? Разве Каин не убил своего брата?
Прелати молчал, он молчал столь долго, что Жиль, наконец, взял два серебряных кубка, налил в них вино; один из кубков он передал флорентийцу, а другой держал так, что на него падал отблеск пламени свечи.
- Ты устал, Прелати. Бургундское приносит плодотворные сны.
Они молча выпили, каждый в своем углу, не глядя друг на друга. Затем Прелати пожелал Жилю доброй ночи, а Жиль отпер дверь.
- Только после Вас, - пробормотал флорентиец, пятясь назад, но Жиль покачал головой. Он хотел еще почитать фолианты, купленные им у аббата из Сен-Дени, сочинения Скотта Эриугены о девяти чинах ангельских. По слухам, они восходят к сочинениям Дионисия, ученика апостола Павла.
Прелати пожал протянутую ему руку и бросил робкий взгляд на бледное лицо, которое под воздействием игры света и тени внезапно показалось постаревшим на много лет. Он подумал о том, кому этот человек хочет отдать свою душу: Богу или дьяволу. И громко сказал:
- Созвездие Скорпиона управляет Вами, как никем из известных мне людей. Из праха скорпиона восстанет орел.
Жиль рассмеялся, самоуверенно и злорадно.
- Только сначала скорпион должен погибнуть в собственном пламени. Хорошо отоспись, Прелати. Завтра в девять часов утра в капелле состоится нечто необыкновенное, трехголосное пение моих мальчиков в октавах и квинтах, "Песнь трех отроков в пещи огненной".
Такая же весна была в разгаре в окрестностях замка Сюлли, в котором Тремуй продемонстрировал свое несравненное гостеприимство. Целыми днями он устраивал охоту, а вечерами - танцы и игры, он не скупился на еду и питье, а с тех пор, как у него стала гостить Дева Жанна, праздничным развлечениям не было видно конца. Правда, жила девушка не в замке, а в крестьянском доме, и каждому было ясно, что она ожидала лишь кратких мгновений, которые король посвящал беседам с ней.
- Мы проведем Всеобщий мирный конгресс с Англией и Бургундией, говорил он ей, тщательно подбирая слова, ежедневно повторяемые Режинальдом. - Имей терпение, Жанна, скоро мы его проведем.
- Сир, бургундцы угрожают Реймсу. Они и думать не хотят о том, чтобы соблюдать перемирие. Париж голодает и надеется на нас. Почему Вы меня вынуждаете действовать в одиночку? Скоро закончится предоставленный мне год. Ах, почему Вы мне не верите?
Стоял чудесный день, на деревьях с раскрывающимися почками пели птицы, в окна дул легкий ветерок, и худое лицо Карла выглядело более веселым, чем с обычно.
- Нет, Жанна, я тебе верю. Но мне было бы страшно еще раз отпустить тебя сражаться. К тому же, мы сначала должны созвать маршалов и создать армию.
- Пока Вы все это сделаете, будет слишком поздно, сир. Я не могу здесь долго оставаться.
- Разве тебе плохо с нами? Мы ведь любим тебя, королева и я.
- Мое место не при дворе, сир.
- Разве мы не приняли тебя в дворянское сословие, чтобы все видели, как мы тебя ценим? Почему ты не носишь новый герб?
- Простите, сир, я должна сохранять верность моему старому штандарту, сказано это было тихо, тоном, показывающим, что таково ее окончательное решение. Снова в ней светилась та сияющая даль, в которую Карл должен был верить, независимо от того, хотел он этого или не хотел.
- Это Господь повелел тебе выступить с войском?
Жанна молчала и улыбалась, глядя ему прямо в глаза. Прошел год с тех пор, как она впервые предстала перед королем. Ей был обещан "год и еще немного", сколько раз она уже говорила ему об этом?
- Делай то, что ты должна делать, - сказал Карл, наконец, когда Жанна, прощаясь, преклонила перед ним колено.
- Да поможет Вам Господь, сир.
Она вышла из комнаты, по своему обыкновению, бесшумно, и на душе у него стало тяжело, хотя за окнами светило солнце и колокол возвещал обедню. На другой день он напрасно разыскивал Жанну. Она уехала из замка. Больше Карл VII девушку не видел.
Около девяноста человек продвигались с Девой в северном направлении, к Иль-де-Франсу. Она не позвала с собой никого из командиров: ни Жана Орлеанского, ни Ла Гира, ни Алансона. С ней были только конюший д'Олон и два ее брата. Совершенно одна, без чьей-либо поддержки, она должна была платить людям жалованье. Но не это было страшно. О самой тяжелой задаче, возложенной на плечи Жанны, не догадывался
никто. Разум говорил ей, что нужно взять Париж, завершив тем самым все труды. Но указаний из потустороннего мира не было.
На Страстной неделе Жанна установила свой штандарт под стенами Мелена. Войско форсировало Сену, в пятидесяти милях к северо-востоку лежала столица. Пасха... У ног Девы цвела земля, за которую она была готова сто раз умереть, колокола уже возвещали ее вступление в город. Жанна стояла в поле и прислушивалась. И вот, они заговорили снова, "райские сестры" Екатерина и Маргарита. Но сказали они нечто неслыханное: еще до Иванова дня ее возьмут в плен.
В плен? В плен к врагу? Больше Жанна не прислушивалась, душа ее кричала от мук. Как могло случиться, что Франция до сих пор томится в неволе? Чего стоила жизнь Жанны, если задача ее не была выполнена?
"Не бойся, Господь поможет тебе. Ты должна испытать и плен".
Жанна была хитра - даже в те моменты, когда душа ее отрывалась от земли. Она быстро сообразила, что если "райские сестры" сообщат ей час и место пленения, то она поостережется в тот день принимать участие в сражениях...
"Когда это будет?" - спросила девушка и прислушалась, но вокруг только пели птицы, золотое солнце опушалось на западе, и освобожденные жители Мелена шли : ней, чтобы проводить ее в город. Жанна молчала, думая о часе своего пленения, и страшное слово "плен" неотступно преследовало ее.
Как и прежде, она находилась в первых рядах сражавшихся и атаковавших, меч ее оставался в ножнах, штандарт развевался, и ни один из мужчин, которые 5ыли рядом день и ночь, не знал, что скрывает Дева в сердце своем. Если ее возьмут в плен, то кто завершит : труды? Кто изгонит англичан? Никому не дано знать своей смутной судьбы; если же кто-нибудь обладает даром предвидения, то он не должен использовать его для самого себя. В эти недели Жанна продолжала действовать так, словно во всей обширной провинции Иль-де-Франс ничего особенного не произошло. Она обратила англичан в бегство при Ланьи и продвинулась с войском к Уазе, чтобы отрезать от юного Генриха VI, который должен был приплыть в Кале, северо-западную дорогу на Париж. Жанна действовала так, как подсказывал ей здравый рассудок, и с готовностью приняла на себя это испытание: она знала о неотвратимости загадочного рока и все же храбро противостояла ему.
