С завтрашнего дня начиналась новая страница биографии Карла Седьмого...
Это было незабываемое зрелище. Жанна появилась в своем ярко-красном плаще из брюссельского сукна, под ним виднелась зеленая туника с вышитой золотой крапивой - эмблемой Орлеанского дома. Семнадцатилетнюю девичью головку украшала лишь привычная стрижка "под пажа". В правой руке Жанна торжественно держала свой ангельский штандарт. Это не предусматривалось никакими правилами и никак не оговаривалось.
- Зачем ты принесла свой штандарт в церковь? - спросил Режинальд.
- Он видел плохие дни, он должен увидеть и хорошие.
В спешке архиепископ не смог найти предлога, чтобы помешать ей исполнить ее желание, и поэтому, когда Карл ровно в девять предстал перед главным алтарем, над его непокрытой головой покровительственно парили образы святого Михаила и святого Гавриила.
В широком нефе церкви в большой тесноте стояла толпа рыцарей, горожан, наемников и крестьян, двери оставались открытыми, так как на площади перед собором также толпился народ. Не совсем в задних рядах, но и не совсем в передних, а так, чтобы хорошо видеть, что происходит перед алтарем, стояли рядом опрятно одетый крестьянин и наемник. Они никогда не были знакомы, но торжественный момент сблизил всех присутствующих. Наемник слушал церемонию на том языке, которого не мог знать крестьянин, происходивший из другой местности; вот почему в этот праздничный час он чувствовал себя знатоком, хотя и ему еще не доводилось присутствовать на коронации; отец Карпа короновался, когда наемник был еще младенцем.
- Это миро святого Ремигия, - шепнул он своему соседу в тот момент, когда Жиль де Рэ, только что ставший маршалом, протянул архиепископу маленькую колбу, из которой Режинальд золотой иглой достал миро. Архиепископ помазал Карлу лоб, руки и плечи; молитвы он произносил по-латыни, и народ не понимал их.
- Это миро принес белый голубь, когда крестился Хлодвиг из династии Меровингов, - поучал наемник крестьянина. -Место, где стоит Дева, предоставлено ей по праву. Это ее мы все должны благодарить. Разве не чудесно она выглядит?
Крестьянин кивнул, но в глазах его был далекий, отсутствующий блеск.
- Вон тот толстяк - господин де Тремуй, сегодня он стал графом. Рядом с ним в красном плаще стоит Орлеанский Бастард.
- Тише, - заворчал кто-то.
Прошел час. Из ряда епископов, облаченных в бело-фиолетовые одеяния, вышел Режинальд, чтобы передать Карлу корону, он держал ее высоко в воздухе, на вытянутых руках. Девушка, как и сам Карл, преклонила колени, лишь ее белый штандарт неколебимо и триумфально возвышался над головой дофина. И вот королю возложили на голову корону.
"Ноэль! Ноэль!" - закричал народ, и этот крик нескончаемыми волнами заполнил город. Трубачи заиграли в фанфары так громко, что, казалось, задрожали старые стены собора. Дофин Карл стал королем Карлом Седьмым.
"Да здравствует король! Да здравствует Дева!" Ни один человек не молчал, все голоса слились в едином ликовании. Спустя мгновение наемник заметил, что крестьянин, стоявший рядом с ним, молчит, и возмущенно толкнул его локтем в бок. И лишь теперь увидел, что по худому загорелому лицу его соседа текут слезы.
- Почему Вы не радуетесь? - закричал наемник ему в ухо.
- Я радуюсь, но только Дева - моя дочь. Наемник не расслышал этих слов среди всеобщего ликования; пришло время продвигаться к выходу, церемония подходила к концу, закончиться она должна была в два часа, и следовало торопиться, чтобы попасть к обильному праздничному обеду.
Отец Жанны Жакоб д'Арк не успел поговорить со своей дочерью перед коронацией. Его лошадь была не из сильных, так как зимой ей давали слишком мало овса, а ехать ему пришлось всю ночь напролет. Он полагал, что после торжества Жанна, разумеется, будет пировать вместе с королем. Теперь же он хотел подождать ее в гостинице, где она остановилась, он рассчитывал встретить там сыновей.
- Не знаете ли Вы, где живет Дева? - спросил он у рядом стоявшего горожанина, когда, наконец, с большим трудом пробрался через тесную толпу к выходу из собора.
- Разумеется, знаю, в гостинице "У полосатого осла". Бон там, Вы видите фронтон за первым углом?
Жакоб д'Арк постучался в гостиницу медным молотком, висевшим на двери, и подумал, что все-таки было бы неплохо, если бы здесь была и мать Жанны, ведь она умеет обращаться с благородными людьми намного лучше, чем он. Дверь открыл мальчик в роскошной шелковой одежде, очень вежливо спросив, чего он желает.
- Я хотел бы... Вы, вероятно, знаете, где находится Дева Жанна?
У мальчика были веселые глаза и толстые щеки.
- Конечно, - ответил он, - она наверху и сейчас как раз обедает. Я паж Девы, а зовут меня Луи.
- Видите ли... я очень хочу ее видеть, я ее отец.
Луи раскрыл рот от неожиданности, он забыл о своем хорошем воспитании и побежал вверх по лестнице, всякий раз перепрыгивая через две ступени. Но Жанна уже вышла к нему навстречу и громко, как двенадцатилетний мальчик, закричала:
- Отец!
Жакоб д'Арк тотчас же сел вместе с ней за стол, и только теперь почувствовал, что у него болит желудок от голода. Сыновья налили отцу вина, хозяин гостиницы выставил перед ним лучшие куски; шел веселый пир, и Жакоб д'Арк время от времени украдкой смотрел на дочь, которая ела столь же мало, как и дома, хотя от некоторых угощений просто слюнки текли.
- Вы должны гордиться, как ни один отец во всей Франции, - сказал хозяин гостиницы. - Ведь иметь такую дочь - это благодать Божья.
- Правильно, - воскликнула его супруга, которая только что взяла у служанки тарелку, полную свежих булочек.- Вы там в Лотарингии совсем не знаете, что сделала Дева, и как мы ей благодарны.
Жанна склонилась над тарелкой, затем посмотрела отцу в глаза и, улыбнувшись, покачала головой, как бы извиняясь за обилие слов, о ней сказанных. Нет, она ничуть не изменилась, правда, жалко, что у нее острижены волосы, да и штаны ему тоже не нравились.
Потом отец с дочерью сидели в комнатке в эркере, откуда были видны вздымающиеся в голубое июльское небо узкие и острые верхушки башен собора.
- Почему с Вами не приехала мать? Она на меня сердится?