В начале наших отношений она не задавала мне много вопросов и, кажется, даже не обращала внимания на постоянные сообщения в телефоне и звонки, вследствие которых я порой улыбался, зажигая особые искры в глазах. Лия говорила мне, что совсем меня не ревнует, потому что видит, как я пользуюсь популярностью, и что я в этом не виноват, но, если я изменю ей, то она сразу это поймет. По взгляду, по каким-то мелочам в разговоре, которые выдадут меня.

Невзирая на то, что я не любил, я не хотел обижать эту девушку. Ту, которая, несмотря на свой оптимизм, не верила в то, что ее мечта может осуществиться, но в глубине души таила надежды, которые когда-то даруют ей большую счастливую семью. Ту, что была свободной от всего, но в то же время зажата в определенных рамках. Ту, у которой был загадочный голос, живая, светлая душа, и которая таинственно мне улыбалась, когда давно не видела. Ту, что наполняла меня нежностью и покоем, когда мне это было особенно нужно, и с кем была духовная близость уже давно. Ту, которая быстро забывала ссоры и не помнила причины их возникновения. Ту, в глазах которой я стал ощущать нечто особенное. Ту, с которой я стал бы счастливым, если бы любил. Но я не любил. И это больше всего меня мучило. День ото дня, неделя за неделей.

А потом случилась первая физическая измена, вследствие которой она переменилась. Как сейчас помню дрожание голоса Лии в телефоне, когда она поняла, что я провел время с другой. Я помню, как почувствовал натяжение пружины между нами, и как потрясение от этой новости отразилось на ее лице. Я не видел ее глаз за сотни километров, но я ощутил тяжесть повисших в них слез, еле-еле сдерживаемых их обладательницей. В тот момент я испытал нечто похожее, словно это мои ожидания обманули. Острая боль пронеслась по всему телу и закончилась в районе сердца. Сотни иголок разом пронзили его. И наступил полный ступор, в котором каждая секунда была как повисшее ожидание.

Я не обещал Лие быть верным после того, как у нас была первая физическая близость. Я не клялся ей в чувствах и не говорил, что теперь мы в отношениях. Я отнесся к этому сексу как к обычному притяжению людей противоположного пола, которые сильно симпатичны друг другу. Но меня не отпускала мысль, что я воткнул нож в ее сердце. Поэтому первым же делом, осознав это, рванул к Лие.

На меня не лились сотни обвинений, и эмоции ее от злости не зашкаливали. Она была внешне очень спокойна, словно потрясение прошло как гроза. И хоть еще были слышны в воздухе раскаты грома где-то очень далеко, но уже парил покой. Лишь ее усталый взгляд от неспокойных ночей выдавал тревогу и боль. Но уже не острую, как в первый день, а затяжную, с которой можно смириться и жить дальше.

Она разговаривала со мной в тот день так, как будто ничего и не произошло. И только когда я сам подвел к этому, она наконец расплакалась. И тогда состоялся долгий доверительный разговор о произошедшем. Я ощутил, как мое сердце бешено стучало от хладнокровной реакции Лии на произошедшее. Это било меня сильнее, чем если бы она использовала весь арсенал средств ссоры. Но она ни в чем меня не обвиняла, как будто это была ее ошибка довериться мне. Человеку, который этого не достоин. И именно в этой реакции я увидел шанс. Маленькую вероятность вернуть веру к человеку, который, возможно, этого и не заслужил.

Она не говорила мне, что после случившегося я помельчал в ее глазах, и не говорила о разочаровании. Но по тому, как она отворачивалась от меня, когда я хотел ее поцеловать, я понимал, что предавшие ее надежду губы не в милости. А холод глаз, с которым она слушала какие-то нелепые оправдания, был сильно уставшим.

Воздух вокруг меня был полон вины, хоть я изначально понимал свою правоту. Я не давал этой девушке права думать, что я буду ей предан после близости, но почему-то ком в горле даже после примирения не растворялся. Словно все мои слова были для нее бесполезные, потому что, по сути, я сам себе искал оправдания. Оправдания – ненужные ей. Для Лии было огромным шагом, что я приехал повиниться перед ней, даже не считая себя виноватым. Лия дала мне прочувствовать свою боль молча, вручив мне возможность самому решить, что я хочу от этого покаяния и прощения.

С той измены прошел уже год. Проработка случившегося, как новый договор на доверие, закончилась крепкими объятиями. А подорванное доверие с моей стороны послужило прививкой для наших отношений, как укрепление иммунитета, правда, лишь на некоторое время…

Наконец моя любимая этническая музыка заиграла в доме, не боясь осуждения отца, ведь он частенько делал мне замечания относительно странных звуков, исходящих с другой стороны особняка. Наконец психоделика потекла по мозаике, заволновала обнаженные стены бассейна и тихонько зазвенела каплями. Под водой музыка была глуше, звуки придавлены, но все равно она инопланетно огибала тело, превращая меня в какое-то морское животное: с плавными линиями, четкими очертаниями, которое, закрыв глаза, двигается только по ощущениям. Туда, где берег неподвижен, где глубина призрачна, а пена и соль на губах лишь в воображении.

 Бассейн делает далекое море явью. Здесь можно пережить полную отрешенность. Словно над ним парят обреченно чайки, и пенная седина омывает небеса. В синей далекой мгле утопает горизонт, и под плеск смятенных чувств звучат последние аккорды протяжной пронзительной музыки.

Все громче и громче этника заполняет собой высоченные потолки и стены из идеальной мозаики мраморной плитки цвета тепла, и панорамное остекление с видом на роскошные сосны. Такое ощущение, что им впервые в жизни нравится быть со мной в гармонии. И меня самого, также впервые, не раздражают шик и роскошь.

– Знакомая музыка, – воскликнул гость с особым ударением. – Так громко, что слышно даже у поста охраны. Ты не оглох?

– Как ты зашел? – пульсация скул выдавала мое напряжение.

– Через парадный вход.

– Ну да, – я качнул головой. – Охрана у меня, к сожалению, ни к черту! Просил никого не пускать!

– Даже самого близкого друга видеть не хочешь? Я думал поддержать тебя в сложную минуту. И не надоело слушать одно и то же? Или тебе в прикол впадать каждый раз в полутранс? И еще! Ты выглядишь хреново, Рустем! Ты что, часами не выплываешь? Синий, как покойник.

– Плохое сравнение. Зачем приехал? – бегло глаза пробежались по фигуре непрошенного гостя.

– Я соску-учился, – довольная улыбка заиграла на его тонких губах.

– Мы же договаривались с тобой, что ты не будешь использовать подобные фразы.

– Да ладно! По-дружески тоже нельзя?!

Пегов самодовольно выхаживал по краю бассейна в лакированных туфлях, с которых капли воды скатывались очень быстро, не оставляя даже следа.

– Что ты хочешь?

– Я же сказал уже, что это дружеский визит. Хочу проконсультировать тебя насчет скорого заседания наследников.

– Ясно, но-о-о я уже консультировался с интернетом.

– О! И что там написали? – он скрипуче засмеялся, обнажив идеальные виниры.

– Общие фразы, что больно быть не должно, – и я вылез из бассейна.

Он оглядел мое тело, но почти сразу увел взгляд в пол. Я даже не успел поиздеваться над его сущностью, умело поиграв мускулами, с которых с особым вожделением потекли медленно капли воды. Они были обязаны разбудить дремлющее в его подсознании желание, но он показно отвернулся. Увы, ласковый сумрак в смеси с экстазом не накрыл страстью его гейскую натуру. Я был разочарован и потому злобно оскалился, пройдя мимо него полностью обнаженным.

– Да толку мне от просмотра твоего тела? – резко спросил гость. – Издеваешься. Смотреть на твою фигуру, плывущую от одного края бассейна к другому, больше завораживает, чем твой голый зад. Поверь мне на слово!

– Аха-ха! – разразился я странным смехом. – Верю. Верю. Я тебе всегда верю!

– Только что тут смешного?

– Меня забавляет влюбленный в меня близкий друг.

– Я забавляю?!

– Сама ситуация. Да и ты тоже! Это так ми-ило.