— Закрывайте ворота, — и пошёл навстречу ахейцу, встряхивая оружие, пробуя тяжесть копья и трофейного щита.
Противник быстро приближался, почти бежал. И Гектор, чувствуя силу врага, устремился прочь, изредка оглядываясь. Он рассчитывал измотать Ахилла, сбить ему дыхание. Начался долгий изматывающий бег, страшный гоплитодром.
План, кажется, оправдывался.
Ахилл раздражался, впадал в ярость, бесился с досады, что не может поймать беглеца, кричал ему вслед проклятия и ругательства, а Гектор, молча посмеиваясь, бежал и бежал, выравнивая дыхание и сберегая силы. Доспех был тяжёл, но троянец, воспитанный долгими часами тренировочного гоплитодрома, летел без устали.
Так они обогнули стену, описав круг около троянского кремля, и Гектор старался по возможности держаться в тени стен, в то время как Пелид вынужден был оставаться на жарком солнце поодаль, опасаясь дротика или стрелы искусных илионских метальщиков.
Гектор пробежал ещё немного. Они приближались к Источнику. Выложенный большими плитами, он был когда-то людным: троянки мыли здесь бельё. Сегодня победитель вымоет в нём руки, замаранные пылью и кровью врага.
Троянец остановился и спокойным ровным шагом пошёл в наступление. Ахилл опешил и даже подался немного назад, он понял, что Гектор не просто убегал в страхе, а отступал с какой-то коварной целью.
Прикрываясь огромными щитами, противники сходились, и солнце играло в их латах, сверкая, расплескиваясь огненными снопами. На щитах светились золотые и серебряные фигурки, но нельзя было издалека разобрать, что изображено: слишком тонкая была работа, слишком быстро двигались воины, так что украшения только струились световыми вереницами. Маски шлемов были опущены, и сквозь прорези тускло горели в них яростные глаза. Страшные гребни развивались над шлемами — у Гектора — тёмные, у Ахилла — золотые. Бронза покрывала всё тело троянца, казалось, что движется живая бронзовая статуя.
У Пелида, кроме панциря, — только поножи из мягкого олова закрывали голени от колена, и на одной из них виднелась свежая отмета от удара копьём.
— Слушай, Ахилл! — прогремел глухой из-под бронзовой маски голос. — Сегодня один из нас останется на этой земле. Давай же поклянёмся, что победитель даст возможность друзьям погибшего с честью предать погребению прах убитого.
— Ни в чём я не буду клясться, Гектор! Может и мне суждено быть сегодня поруганным, но, скорее всего — это твоя участь. Поэтому вспомни сейчас всё своё воинское искусство, ибо я хочу отомстить, и — видят Боги! — отомщу за Патрокла и за множество наших мужей, повергнутых тобою.
— Ты озверевший безумец! Кому ты противостал? Богам?
Но Ахилл не дал договорить врагу. Ужасное копьё излетело из руки его. Сотни жизней были оборваны им. Однако сегодня ему не суждено было напиться вражьей крови. Гектор видел полёт — и пригнулся. Копьё даже не задело его и, просвистев, крепко и гулко вонзилось в землю меж двумя валунами.
Теперь метнул Гектор — и не промахнулся. Его короткий и сильный бросок нелегко было заметить: мелькнуло длинное древко — и жало звонко врезалось прямо в середину щита. Но крепок щит оказался: копьё отлетело, не пробив бронзу даже самую малость.
Тогда Гектор, отступив, начал вытаскивать копьё врага из земли, но наконечник зашёл слишком прочно, стиснутый двумя валунами. Меж тем Ахилл уже успел подобрать копьё. Медлить было нельзя; Гектор побежал вперёд, на ходу выхватывая меч из ножен.
Ахилл снова поднял древко и чуть задержался; трудно было бросать — казалось, всё тело врага прикрывала прочная бронза. Но наконец Пелид метнул. Спеша к рукопашному бою, Гектор слегка отвёл щит. Обнажилась часть шеи у панциря. И сюда-то стремительное копьё поразило своего хозяина. Приамид запнулся и гулко рухнул на землю, выронив меч и щит.
В небе парили орлы. И оттуда, из крутой лазури, веял горячий ветер, сыпалось солнце, в вышине виднелась поднятая стена Трои, и с неё эхом звучали крики. Земля жгла спину, древко копья колебалось в воздухе и через наконечник копья давило над ключицей, словно огромная скала.
Волны боли мутили сознание, и от этой непомерной боли душа расширялась и выходила за пределы тела и времени. И открылось Гектору. Вся жизнь его прошла перед ним. И понял он, что всё это уже было не раз. И увидел он всё, что было, и всё, что будет.
И увидел он Ахилла, стоящего над ним. И сказал ему, зная, что получит отказ:
— Дай троянцам похоронить моё тело… — и кровь закипела на устах его.
— О нет, илионское чудовище! — отвечал победитель. — Ты будешь предан поруганию, в память о сынах Ахайи, сражённых тобой.
— Слепец… — прохрипел Гектор. — Чему ты радуешься? Через несколько дней ты сам встретишь свою смерть в Скейских вратах от стрелы Александра и Аполлона-Губителя.
— Пусть так! — прорычал Ахилл, теряя разум от ненависти. И вырвал копьё из раны. Кровь хлынула волною, мгновенно залив землю и оружие. И душа троянца вышла вместе с кровью. И мелькнула перед ним алая башня, похожая на куст шиповника, с алыми ветхими зубцами, а за ними стояли какие-то люди и разговаривали о чём-то непонятном, а рядом стояла волчица, неподвижная, словно отлитая из бронзы, и странный горбоносый старец был рядом с ней, и какая-то связь была между тем миром и Гектором, как между отраслью и стволом. Чёрный огонь Преисподней овевал лицо старика. И здесь же увидел Приамид, поднимаясь над своим телом — Священную Трою и стенающего Приама, и горюющих старцев и воинов.
Тщетно терзались они. Тщетно зарыдает Гекуба, его милая старая мать. Ни к чему горькие стенания и бесплодная борьба! Город мёртв. Кассандра была права.
Гектор видел с высоты, как Пелид снимает латы с его трупа и передаёт их подошедшим воинам, а те складывают оружие в колесницу. Но почти безразлично следил он за этим; вместе со смертью ушла боль; и это было сейчас главное.
Гектор опустился ниже и как бы подошёл к своему распростёртому телу. И вдруг увидел в отдалении Страшную Богиню, облечённую оружием, (в очах её — сила и торжество), а по другую — безмолвного Феба (казалось, какое-то сожаление было в нём).
А рядом с собою заметил он человека лет тридцати, в чёрном плаще, с венком сельдерея в чёрных волосах, с изящной бородкой, с мерцающими глазами непонятного цвета — то они играли сапфирными бликами, то отсвечивали янтарём, а иногда превращались в чёрные бездонные колодцы, откуда глядел на тебя холодный и безнадёжный Тартар.
И это был Гермес.
И Гектор подошёл к Нему.
И Он сказал:
— Я не могу принять тебя. И это очень горько, потому что ты храбрый, благородный и благочестивый воин и, поистине, печать Бога лежит на тебе. Но так уж распорядилась Судьба, что сейчас ты находишься в Круге. И пока ты находишься в Круге, никто тебе не поможет. Мы сделали это. Смирись с неизбежностью и терпи. Тебе будет легче, чем остальным; тебя предупредили, помня твоё благородство. Прости.
Потрясённый Гектор глядел на Него в ужасе и безмолвии. Чувство бесконечного одиночества и полной беспомощности начало овладевать им. Внезапно Боги исчезли. Гектор пытался поймать их след — тщетно. Тогда он обернулся к месту боя.
Ахилл обнажил его труп. Доспехи уже были сложены в колеснице, а мирмидонские ратники стояли вокруг и, глумясь, некоторые из них поражали копьями недвижное тело. И Гектору жаль было своего тела, такого могучего и прекрасного, такого страшного врагам, а ныне — простёртого, изъязвлённого посмертными ранами, и всё же — сияющего божественным совершенством.
И вот Ахилл обратился к своим:
— Радуйтесь, мирмидонцы! Сегодня великий день. Повержен величайший троянский воин. Видят Боги — не дам я ему погребения! В память убитых им воинов, в память о Патрокле Менетиде, я брошу его в стане — и пусть псы и вороны растерзают тело твоё, божественный Гектор!
И радостно закричали ахейцы.
Ахилл под эти крики склонился и ударами меча пробил ноги трупа у сухожилий. Затем приказал подогнать колесницу.
И подвели колесницу.