Литмир - Электронная Библиотека

– Принято. Обвиняемое, отвернитесь!.. Попрошу профессоров к доске. Пишите ваши вопросы. И мелки не перепутайте! Запомните, кто и каким цветом писал.

– А лучше свой мелок в карман положите! – крикнул из-за учёных спин, задремавший было, Генсекс. – Чтобы потом трупы легче идентифицировать!

Они с Главлеем дружно расхохотались в очередной раз и налили ещё по стакану.

Профессора поспешили к доске. Долго, толкаясь, они неразборчиво написали каждый свой вопрос экзаменующемуся. Последним, каракулями с завитушками, справа налево закончил свою запись профессор с накладными пейсами. Потом посмотрел на написанное, что-то подтёр рукавом и исправил одну каракулю на другую, отойдя подальше и явно любуясь своим произведением. Но вдруг его лицо вновь изменило выражение. Он подошел к доске в третий раз и в отчаянии всё стер. Тут же принялся было писать что-то новое, но и это бросил на средине и, махнув рукой, вернулся на своё место, независимо и гордо поглядывая на коллег.

После перешептываний и академической возни на профессорском столе перевернули песочные часы и завели метроном. Покачиваясь, тот щелчками начал отсчёт в полной тишине, воцарившейся в аудитории. Только из-за стола папиков раздавался тихий, мелодичный храп свесившего голову на грудь Генсекса.

Циля вглядывалась в написанное. Ишта и Йошка глазами пожирали друг друга. Для Йошки появление Ишты на кафедре было неожиданностью. Ишта вполне бы могла взять и самоотвод, в нападающие уборщики сцен не назначались. Нападение, как и полузащита, были добровольным выбором каждого по регламенту, но, значит, какому-то рефери надо было столкнуть их лбами, а кем он мог быть, Йошка понять не могла. Процесс ещё не начался, но нужно было рассчитывать уже варианты, когда брать звонок другу, когда помощь зала, а когда и – морду бить. Но у Йошки пустые руки, а у Ишты – полотенце. И владеет она им профессионально.

Когда последняя щепоть песка ещё не плюхнулась на дно часов, Циля громко произнесла:

– Буду отвечать на розовый вопрос, фиолетовый и красный. Синий и голубой можно стереть.

– Аргументы?! – стукнула по кафедре полотенцем Ишта.

– Не хочу! – сказала Циля.

– Аргумент принимается только по синему. Голубой остаётся. – стукнул песочными часами о стол бородач-профессор. – По третьему закону толерантности голубое игнорировать нельзя.

– А заменить? На побледнее? – вмешалась Йошка. – На вопрос профессора по истории религий. Он его не дописал. А значит, не имеет право принимать участие в Ученом Совете. Однако он там находится и пьёт вместе со всеми. В этом случае он должен или уйти, или подыскать себе замену, или дописать какую-нибудь гадость. Иначе, согласно тринадцатой статье о праве на жизнь с образованием, пункт пятый, это заседание можно считать неправомочным и степень магистра присудить обвиняемой в глупости без экзамена.

– Или отдать решение на волю Богов. Пункт шестой, – парировала Ишта.

– Чьих это Богов? Не ваших ли» —спокойно сказала Йошка. – По проверенным сведениям вы в своей пещере костры жжёте, а не зарегистрированы ещё. И не имеете право нападать.

– Ах, так! – возмутилась Ишта. – Изучите поправки к Кодексу! Уборщики говна освобождены от регистрационной зависимости и имеют право избирать и быть избранными, как на земле, так и под землей. На говно патент не нужен. С нами Бог!

– Тише, девочки, тише! – мягко успокоил разгорячившихся игроков бородач. – Сейчас всё исправим. Ицхак, пройдите к доске, сотрите синий вопрос и допишите свой. И не жалуйтесь потом, что вам вечно места в центре не достаётся. И не развозите, пожалуйста. Вопросы о смерти должны быть очень короткими. Как выстрел. Ну, вы помните…

В этот момент из амфитеатра запустили очередную петарду. От свистящего звука Генсекс проснулся и громко спросил:

– Закончили?! Циля, дочка, поздравляю! – он пытался подняться, но не смог. Подхваченный в падении Главлеем, любящий отец был вновь водружен в кресло. Главлей сказал ему что-то на ухо.

– Почему это прекращать пить?! – возмутился Генсекс на всю аудиторию. – Ещё не закончили? Когда у нас по регламенту второй графин? После первых часов! Почему не несут? Где дисциплина?

Служки в чумных масках, возникшие будто ниоткуда, ловко метнули на оба стола по полному графину спирта и, поддержанные одобрительным гулом амфитеатра, торжественно покинули аудиторию.

Ицхак, с перепугу написав на доске опять что-то не то, подумал было стереть написанное, но не решился. Отвернулся, насупился и медленно двинулся к своему стакану.

Надпись на русском взывала:

«Есть ли жизнь на Марсе?»

Бородач похлопал подошедшего Ицхака по плечу и чокнулся с ним, как бы утешая: сразу бы так. Ицхак выпил, уронил голову на стол и заплакал.

– Нет! – крикнула Циля. – На Марсе жизни нет!

– И это правильный ответ! – подтвердил усатый профессор, специалист по чужим планетам, и ударил в гонг. – На вашем счету стакан воды.

Стакан с водой был немедленно передан Циле. Та в три глотка опустошила его и улыбнулась.

В аудитории раздались аплодисменты. Йошка с облегчением вздохнула. Ишта открыла было рот, но тут же захлопнула, перекрестив губы троеперстием. Генсекс с Главлеем ликовали. Первый показывал за спиной Ицхака средний палец на руке, поднятый вертикально. Второй, согнув одну руку в локтевом суставе, другой рукой стучал по месту перегиба, от чего кулак на согнутой руке ритмично подпрыгивал вверх. Но фурор был коротким.

– Следующий вопрос. Розовый. «Почём фунт лиха?» – объявил бородатый, тоскливо оглядев стол с пустыми стаканами, и перевернул песочные часы.

Шум в аудитории смолк. В тишине, казалось, слышно было, как шуршит кварцевый песок, отсчитывая время. Но это сосед по столу подставил Ицхаку пустой стакан для слёз и соплей, в который именно они стекали так жестко, ритмично и навязчиво.

Циля покосилась на Йошку и, поймав её взгляд, взялась за колокольчик и затрясла его, как бы предупреждая, что ещё не всё потеряно.

– Звонок другу?! – спросил у неё бородач. – Вы уверены?

– Да! – сказала Циля. – Отвечать будет Йошка.

– Прошу вас! – пригласил полузащитника к доске ведущий.

Йошка покинула кафедру и встала в картинную позу: левая нога – чуть впереди, левая рука прижата к груди, правая – поднята, чтобы отщелкивать пальцами аргументы. Нижний край короткой туники при этом тоже был приподнят и в этом положении не только не скрывал бёдра, но и, если и обнажал, то тут же прятал в тень всё девичье богатство, расположенное выше. Со стороны амфитеатра это было малозаметно. Со стороны Ученого Совета – выглядело потрясающе.

– Этот фразеологизм в древнем мире служил знаком предупреждения неразумным в совершении ими каких-либо действий, могущих привести к житейским неприятностям как в существовании самих неразумных, так и в их отношениях с другими людьми. Узнать «почем фунт лиха» трактовалось в значении «ну, смотри, сволочь, ты еще об этом пожалеешь». Однако сам говорящий в наказании за будущий проступок виновного не собирался принимать участие. Он основывался на древнем догмате о том, что каждому в итоге воздастся по его делам. Это выражение можно было применять как к близким людям, так и к противникам, в зависимости от обстоятельств. «Лихо» истолковывалось как «горе, беда, несчастье». «Хлебнуть лиха» – узнать, как бывает тяжело пережить трудные моменты в жизни. «Не поминайте лихом» – прощальное, мол, «не вспоминайте того плохого, что между нами было, помните только хорошее».

Йошка щелкнула пальцами и прошлась вдоль профессорского стола до середины.

– Многочисленные оценки употребления этого словосочетания в разговорной речи дают право утверждать, что более половины людей пользовались им в общении с другими людьми, хотя ни те, ни другие не вникали в смысл самих слов, из которых это сочетание и состоит. Если разбирать последовательно, то слово «почём» в качестве вопроса о цене того или иного товара или услуги отдельно уже давно не употребляется. Выражение «почём зря», например, трактуется как «очень часто, много, охотно, при всяком удобном случае». Выражение «почём знать» – «откуда я знаю, может быть, наверное». А если спросить у покрасневшего от стыда человека «почём кумач?», можно и самому на неприятности напороться, выдав себя тем, что вы заметили изменения на его лице.

5
{"b":"828203","o":1}