– Его тетя, Кристиночка, – женщина неопределенного возраста, среднего роста со светлыми крашенными волосами и уродливой большой родинкой на щеке показалась в проеме. – Добрый вечер. Что-то вы задержались, – от удивления я не шевелилась и только кивнула. Как я могла забыть, что он живет не один? Хорошо хоть не стала устраивать стриптиз в коридоре, а ведь хотелось. Денис загадочно улыбнулся и закрыл мне рукой глаза. Я отпрянула, но совладала с собой, люди не должны думать, что я ненормальная. На кухне пахло ягодами, я сразу поняла, почему оказалась здесь, мне хотелось заплакать. – Будем варенье варить. Но сначала ужин. Я приготовила мясо по-французски и картошку по-деревенски. Все-таки у нас городская девушка в гостях, – ее рука в тоненьких золотых кольцах легла на объемную талию. Я не стала ее разочаровывать и не призналась, что никогда такого не ела. Я вообще никогда не ела вне дома.

Пожалуй, это был самый приятный и вкусный ужин за всю историю моей ничтожной жизни.

Каждый человек похож на книгу: некоторые давно истлели, покрылись пылью, некоторые еще пахнут печатным станком, но все, абсолютно все хранят свою собственную историю в надежде, что кого-то когда-то она заинтересует. Мы все хотим оставить след в истории, свидетельство своего существования, точку на карте вечности. Кто-то рожает детей, кто-то сочиняет стихи и музыку. Тысяча уникальных способов сделать свою маленькую жизнь значимой. Я выбрала тот, что обычные люди называют неправильным. Меня некому оправдать, потому что никто не узнает, сколько жизней я спасла своей авантюрой.

Ночью я опять проснулась от кошмара и задумалась над этим вопросом. Так появилась первая глава моей книги, я начала писать. Несмотря на 23 рассказа, вышедших из-под моего пера, я не осознавала насколько большое произведение отличается от маленького. Хаотичные мысли и голые факты, которые я с блеском расписывала на паре страниц, теперь нужно растягивать и разжевывать. Способна ли я объяснить свою философию и поймет ли кто-то, что эта книга – моя исповедь, попытка оправдать страшные преступления, которые легли могильной плитой на мою громогласную совесть?

К утру я закончила первую главу, в которой описала краткие события из своего прошлого. Почему-то мне хотелось написать о Денисе и его тете. Хотелось описать этот вечер глазами человека, который не знает, что такое горе, который не истерзан этой жестокой планетой. Таким человеком, которым я никогда не была и никогда не буду, как бы мне этого не хотелось.

Следующей моей жертвой стала Юлия Власова. 20-летняя избалованная дочь колбасного короля. Ее пытались привлечь за кражу каких-то дешевых шмоток и аксессуаров, но стороны смогли договориться. Меня привлекло в ней не это. Она была настоящей представительницей высшего общества низшего интеллекта: разбазаривание чужих трудов и надутые губки на однотипном лице, прикрытом черными волосами до самых колен. Она разбила много сердец, но больше всего меня тронула история молодого официанта Володи, который влюбился в нее с первого взгляда на одном благотворительном вечере. Из-за скуки она ответила на его ухаживания, а потом высмеяла перед своими высокомерными подружками. Не буду повторять ее унижения, но бедный романтик бросился с моста в Москва-реку. Как вы считаете, достойна ли кары та, кто стала причиной смерти молодого человека, писавшего неплохие стихи? Он мог бы стать кем-то вроде Мандельштама или Есенина. Может, его бы заметили. Предки смогли бы оценить его строчки, учить их наизусть, читать барышням вечерами. Но теперь эти листочки валяются на грязной куче ненужного хлама, который никак не могут утилизировать.

Ее было не так легко выцепить, она входила в касту привилегированных особ. Слава Богу, в моду вошло все простое и натуральное. Я нашла ее в земной кофейне с ценами на напитки в размере месячной студенческой стипендии. Мое лучшее платье хранилось в шкафу как раз для таких случаев. Я подсела к ней между делом, приглашая на обед с двумя иностранцами, якобы среди моих подруг нет достойных кандидатур. Лесть приманивает таких особ, как котов валерьянка. Это была легкая добыча: слишком рассеянная, чтобы заметить игру моих тонких пальчиков.

Мне не составило труда бросить ее в катакомбы. Мои пташки умолкли с последнего визита. Голод хорошо влиял на их рассудок. Я бросила всем им еды, когда услышала шепот Василия: «У меня много денег, я заплачу за свое освобождение. Таким, как я, невыгодно обращаться в полицию.» Я рассмеялась, каким же идиотом надо быть, чтобы поверить, что я выпущу его. Но меня порадовало, что хоть кто-то пытается бороться за свое никчемное существование. Три женщины, двое мужчин. Гендерное превосходство, как и в реальности. Но я хотела запастись, чтобы больше никогда не таскать на себе тяжести.

Я вошла в дом и открыла халву, надо бы выработать себе режим дня, я никогда не придерживалась времени. Сладость оказалось приятной на вкус, и я уже не могла остановиться. Открывала одну коробку за другой, надкусывала и бежала к следующей. Мои дремавшие вкусовые рецепторы взорвались, кажется, я никогда не испытывала такого чуда. В дверь постучали, когда я пыталась впихнуть в себя остаток круассана с шоколадным муссом, который уже начал засыхать. На пороге стоял Денис, он смеялся, я вытерла крошки с губ.

– Значит пробуешь новые блюда, – блондин прошел в дом, не дожидаясь моего приглашения. Пришло время обеда, но я уже еле двигалась. Солнце стояло высоко, я открыла все окна, чтобы стало прохладно. – Пойдем купаться на озеро?

Я не знала, что сказать. Мое лицо отражалось в его неестественно черных глазах, я потеряла ощущение действительности. Мой согласный кивок был спасательной шлюпкой из тоски, которая окружила меня так плотно, что я чувствовала, как немеют кончики моих волос.

– Раздевайся, – он отвернулся, стягивая старенькие шорты. Оказалось, что он был хорошо сложен и крепок. Меня обдала горячая волна, я не знала, что это, поэтому просто игнорировала свои чувства. Мой купальник был раздельным, самым обычным. Я не планировала никого соблазнять здесь, взяла его просто между делом и как удачно все получилось. Чтобы вы понимали, я выглядела также, как и в 19, носила все тот же размер, поэтому мне хватало вещей, купленных еще в студенчестве.

Земля была размытой и грязной, трава на берегу росла неравномерно. Я еле вступала, мне казалось, что эта жижа засосет меня и не отпустит. Денис, который уже стоял по пояс в воде, махал руками и зазывал меня присоединиться. Я все еще брела по краю.

– Ну что ты как ребенок. Прыгай же! – на его щеках показались ямочки, и я улыбнулась. Всего за пару шагов он оказался рядом, я не отпрыгнула, не убежала. Позволила ему взять себя на руки. Вода была ледяной, и я прижалась к нему ближе. По его спине пробежали мурашки, точь-в-точь, как и у меня. Мне это не понравилось, и я попросила спустить меня на землю, он с размаху бросил мое худое тело в воду. Невесомость, которую подарил полет, я начала понимать любителей высоты. Всего пара секунд беспредельной свободы и вот меня пронзают тысяча маленьких игл, я погрузилась. В голове не осталось мыслей, сомнений. Только я и всепоглощающая тишина, медленные движения и спокойствие. Я бы хотела остаться там навсегда. Что-то вытащило меня наружу, я с шумом схватила воздух. – С ума сошла? Не могла предупредить, что плавать не умеешь?

– Умею, – я убрала от себя его руки. В доказательство нырнула и направилась ближе к середине водоёма. Как же мне не хотелось объяснять все хитросплетения своей души. Я и сама не всегда с первого раза понимаю свое поведение.

Денис позволил мне насладиться одиночеством. Он не говорил, не прикасался, плавал неподалёку и внимательно осматривал каждое мое движение. Может, боялся, что я утоплюсь? Смешной мальчишка. Если бы я хотела убить себя, я бы сделала это оригинально и красиво с письменным объявлением о вине всех окружающих. Не спорю, такие мысли посещали меня почти каждую ночь. Я до мелочей расписывала каждый жест, каждое слово. Как и что бы я сделала, какими путями, способами. Мне не нравится жизнь. Но я никогда не сделаю этого. Почему? Потому что я люблю ее такой, какая она есть: со всеми жестокостями и несправедливостями. Вот таким настоящим чувством, когда ты принимаешь что-то несмотря на недостатки, обиды, гнев. Разве я не в праве обижаться на Творца? Разве он не поставил меня изначально в такие обстоятельства, где не могло вырасти что-то, кроме холодности и ненависти? Но я не злилась даже на тех, кто сидел в катакомбах в лесу, не чувствовала агрессию или удовлетворенности за возмездие. В моей прогнившей душе ничего не происходило. Я просто решила, что так будет лучше и притворила свой план в жизнь. И мне весело, и людям спокойно. Вот такое проявление жестокости: абсолютное безразличие к преступлениям по совести. А вы задумайтесь, почему суд Линча никогда не осуждался толпой? Потому что люди хотят казнить насильников, маньяков, убийц. Им не нужно их жалкое существование, они не хотят тратить на них свои деньги. Не уважаешь общество, в котором живешь, значит тебя истребляют. Не является ли это бесконечно справедливым исходом любого дела?