– Можешь психовать сколько хочешь, но ближайший продуктовый в Иваново, а это значит, что тебе нужно ехать далеко и будет скучно одной, – светловолосый Денис был верхом на велосипеде, у меня сложилось мнение, что он следит за мной. Не могли мы столько раз сталкивать по велению судьбы. Хотя, он же сам приезжал ко мне. Ох, какой же назойливый мальчишка!
Я прыгнула в машину и поехала в сторону города. Мне не нужна компания, не нужен сопровождающий. Я сама себе хозяйка, я решаю, как и что будет. Никакого балласта, никаких привязанностей. В зеркале показалась его широкая фигура, он двигал педали так активно, как мог. Мое мертвое сердце сжалось, кажется, мне было жаль его красивые ноги. Я нажала на тормоз и сдала назад.
– Ты чего прицепился ко мне? Спермотоксикоз? – я заметила, как порозовели его щеки, ему была неприятна моя грубость.
– Нет, но уже поздно. Опасно ехать одной, – он бросил велосипед в кусты и сел на переднее сидение, его губа все еще была обижено оттопырена.
– Опасно для кого? Тебе какое дело? Я могу за себя постоять и очень хорошо. Понятно? – нога сама нажала на газ, я не дала ему выйти, хоть и надеялась, что он так поступит.
– Тебе становится легче, когда ты оскорбляешь меня? – черные глаза смотрели на меня со всей серьезностью, что могла быть у 26-летнего парня, не покидавшего свою деревню ни разу в жизни. Я не знала, так ли это, поэтому молчала. – Почему ты так ведешь себя? Я тебя не обижал, был вежлив. Может, я излишне внимателен, но это потому, что ты новенькая в наших краях и еще ничего и никого не знаешь. Не все люди желают тебе добра, могут быть и те, кто сделает тебе больно.
– Мне рассказываешь? – перед глазами пронеслась череда людей, которые считали своим долгом унизить меня. Каким же надо быть нахалом, чтобы цеплять себе подобного? – Вы все считаете, что дети в детдоме живут, как братья и сестры и водят хороводы по вечерам, но этого не так. Знаешь, чем было наполнено мое детство? Жестокостью. Выживает тот, кто сильнее или хитрее. Я не обладала красотой, чтобы какие-нибудь бездетные простофили позарились на меня. Во мне было слишком много гордости, что ползать на коленях перед вышестоящими. Я брала то, что могла, мне никто ничего не давал, не дарил. Вот так бывает: ни друзей, ни подруг. Только книжки, чтобы вытащить себя из этого ада. Если ты другой, ты один. Мне не подходит общество, мне душно рядом с кем-то. Я считаю себя лучше тебя, умнее.
– Но так и есть, – Денис пробежал по корешкам тех книг, что лежали тут и там в моем доме. Я была поражена тому, как легко он признал это. Не стал строить из себя что-то, доказывать. Просто признал свою слабость без тени страдания на лице. – Что еще ты обо мне думаешь?
– Что ты не видел ничего, кроме пары улиц, – дорога была ухабистой, нас то и дело трясло.
– Это тоже правда, – легкая улыбка, снова эти ямочки. – Я никогда не ездил дальше Иваново. Хотел уехать учиться, но родителям нужна была помощь, пришлось остаться. Потом расхотелось. Знаешь, вот ты хорошее доказательство тому, что большой мир делает с маленьким человеком. Сломленная, запуганная, жесткая.
– А при чем тут то, где я живу? – нити его размышлений были мне понятны, но я хотела, чтобы он продолжал рассказ.
– Очень даже причем. Смотри, если бы ты провела детство среди скромных людей с крохотными потребностями, ты бы не рвалась на верхушку холма. Люди пытаются залезть как можно выше. Кто-то идет по чужим головам, кто-то размывает дорогу за собой, кто-то надрывается и разбивается. Но ведь никто не подумал, что внизу можно разбить лагерь, зажечь огонь и жить хорошо. Да, вы никогда не увидите того, что видят те, кто сидят на вершине горы, но и они не найдут крохотный ручеек у высокого дерева, правда? У меня нет страха, что кто-то отберет у меня богатство или власть, я их попросту не имею.
– Ты что хиппи? Будем жить, чем Бог пошлет?
– Нет, я верю в честный труд, который позволит жить хорошо или даже очень хорошо. Мазать хлеб маслом, свои маслом. Почему покупное варенье всегда хуже домашнего? Потому что плоды твоих трудов приносят удовольствие.
– Я никогда не закатывала варенье… – мне стало грустно от этого. Он был прав, не каждый должен быть начальником, не каждый хочет. Такой редкий человек без амбиций, в Москве его бы считали слабаком, неудачником.
Мы доехали до отголосков цивилизации в виде сетевого супермаркета посреди дороги. Мне вспомнился любимый маленький магазинчик продуктов у дома, я ненавидела такое большое и холодное пространство, которое навсегда разрешает не общаться с теми, кто ставит картошку на полки. Мне было приятно любезничать с тучной женщиной, которая своими пухленькими руками искала на белой полочке нужные мне макароны и потом долго рассказывала рецепт запеканки, которую я никогда не приготовлю.
Мы зашли внутрь, взяли тележку. Оказывается, если вы куда-то идете с мужчиной, это становится увлекательным приключением. Я с детства недоедала, поэтому относилась к покупкам равнодушно, мне бы хватило гречки и пары консервов на неделю, но мой спутник был как ребенок в Диснейленде: он хватался за цветные пачки, рассказывал с чем это есть и бросал в железную штуковину. Я наблюдала за ним со смехом, как можно быть таким забавным.
– Ты что никогда не пробовала чак-чак? Ты должна съесть его ради меня! – он прижимал к груди полупрозрачную упаковку и смотрел на меня так, как это делают малыши, рассказывая о своем новом открытии, будто они первые в мире узнали это. Он во многом был похож на детей, это мне нравилось, потому что я никогда не обладала такими чертами, я была рождена взрослой и несчастной.
– Я не любитель сладостей, – «мне больше по душе пытать людей» – эта мысль промелькнула и исчезла. Я запретила себе думать о тех четырех, которых я заточила в катакомбах почти без еды. Живы ли они еще?
– А что любишь? Какое твое любимое блюдо?
– Я часто ем гречку и рыбные консервы, – это был мой основной рацион. Раньше это была необходимость, у меня почти не было денег. Но теперь они были, тогда почему я все еще пихаю в себя ненавистную еду?
– Значит, ты так любишь…
– Терпеть не могу. Просто привыкла. Но больше не хочу, – я выложила пакетики с крупой и железные банки. Хватит уже этого мусора, я достойна большего. – Подай мне халву, – я видела ее в магазине, когда мне было 14. Я мечтала попробовать ее на вкус, но так и не сделала этого. Денис улыбался во все 32 зуба и довольно кинул зефир ко мне в тележку.
Он не дал мне расплатиться. Я была в шоке, отпихивала его снова и снова. То, что для меня копейки для него целое состояние, как я могла принять такую услугу? Да и с чего вдруг?
– Я хочу вернуть тебе деньги и не буду с тобой говорить, пока ты не возьмешь их обратно. Мне не нужны подачки, я хорошо зарабатываю, – я положила рыжую купюру на торпеду и завела машину.
– Не надо это так воспринимать. Мне захотелось сделать это, потому что я мужчина и не стану стоять рядом с женщиной, которая роется в кошельке. Это неприятно, – блондин развалился на сидении по-хозяйски, я начинала злиться. – Не надо корчить рожицу, я не возьму ни рубля. И, кстати, у меня хороший заработок от фермы. Ты думаешь, только столица жирует? – я ничего не ответила. Этот малолетка слишком многое начал позволять себе. Мужчина не мужчина, я всегда пользовалась только своим, чужого мне не надо. Тем более от него, нет, особенно от него.
Мы ехали под звуки радио, он подпевал почти каждой мелодии. Я сдерживала улыбку, это было первое караоке в моей никчемной жизни. У куста он попросил остановиться, там все еще лежал его велосипед. Велел поехать за ним, потому что всякое может произойти по дороге к дому. Я знала, что он просто хочет затащить меня в койку и сдалась добровольно. Собственно, он уже заслужил то, чего добивается каждый мужчина от женщины.
Его дом был похож на загородную дачу депутата с умом: достаточно большое двухэтажное строение из дерева с красивыми наличниками и пластиковыми окнами.
– Гном? Серьезно? – маленькая статуя встретила нас прямо у ворот, я не могла поверить в это. Он отмахнулся и потащил меня внутрь. Я сняла туфли и почти приготовилась к тому, как он сорвет с меня платье, как услышала женский голос с кухни. – Кто это?
