– Решила поиграть в догонялки? Теперь поиграем по-взрослому!

Со всей дури один из парней врезал в лицо Алисе. Она почувствовала, как рот наполнился теплой жидкостью. От вкуса крови на губах новая волна паники накрыла девушку.

– Отвали от меня! – заверещала она и попыталась подняться.

– Что ты нам сделаешь? Ты здесь одна. Так что лежи и не рыпайся.

Тот же парень пнул Алису в живот. От нестерпимой боли она согнулась пополам и не заметила, как из глаз хлынули слёзы.

Чужая жестокость и собственная беспомощность сковали ее сильнее, чем плотное кольцо из мерзких рук, сжавших запястья.

– Нет! – громко закричала Алиса, понимая, что это единственное, что она сможет сделать в эти минуты.

***

– Ну как они мне? – Саймон выставил вперед руку с золотыми часами и посмотрел на Теона.

– Неплохо, – тот окинул взглядом верхнюю одежду Саймона. – Подходит к твоей ветровке.

– Подлецу все к лицу, – широко улыбнулся Саймон. – Даже ветровка и «Ролекс».

Верт устало вздохнул и выехал на оживленную дорогу, сливаясь с потоком машин. Его серые глаза постоянно возвращались к боковому зеркалу, чтобы убедиться, что за ними не следовал хвост.

В задней части фургона расположились Теон и Саймон, расслабленно откинувшись на жесткие спинки сидений. Их безмятежные лица говорили о том, что все прошло гладко. Но Верт не разделял их позиции.

– Какого черта, Сай? – рявкнул он. – Я просил ничего не брать!

– Ну я уже говорил, – Саймон развел руками. – Я не ворую, я просто не люблю платить.

Верт ругнулся и помотал головой. Хрен бы с Кристофером и его требованием – работать аккуратно. Но до скрежета зубов Верта напрягало, что Саймон и Теон перестали выполнять его инструкции.

Перед глазами Верта даже промелькнула картина, как Саймон открывает ящик в туалетном столике, как его зрачки расширяются, как он присвистывает, увидев целую коллекцию «Ролекс», одни из которых незаметно оказываются в кармане его ветровки.

– В нашем деле анонимность превыше всего, – сухо отрезал Верт. – А по этим часам тебя легко могут найти.

– Не волнуйся, – Теон аккуратно складывал клюшку для гольфа в чехол. – Самое главное, что все прошло рóвно.

Кроме негодования Верту больше нечего было возразить. Будь его воля, он бы натыкал этих двоих носом в собственные промахи, как нашкодивших щенков.

Но сейчас стало плевать. Абсолютно. Ведь даже звезды устают светить и гаснут.

– Мы еще не закончили. Нужно дождаться, что скажет Кристофер, – процедил Верт и бегло взглянул на папку с бумагами, брошенную на пассажирском сиденье.

Верт развернул фургон и притормозил на парковке, где стояла его машина. Затем обернулся к Теону. Так, чтобы он его глаза видел. Чтобы понял, что Верт был настроен серьезно.

– Еще немного, и этот мистер подписал договор, харкаясь кровью. Он и так был согласен, зачем ты устроил долбанные соревнования по долбанному гольфу? – разошелся Верт.

Ответом на его вопрос послужила равнодушная тишина, царившая в фургоне.

– Значит так, – процедил Верт. – Нас трое. Каждый имеет свои обязанности. Моя обязанность брать заказы и контролировать, чтобы вы ничего не испортили. Капитаны не бросают свои корабли, но, видимо, я хреновый капитан, раз не могу привести в порядок команду, которая сама же тянет судно на дно своими ошибками. Поэтому я отчаливаю. Если кто-то метит на мое место – я готов дать любому из вас полный карт-бланш, – Верт вылез из фургона, громко хлопнув дверцей.

– Я не мечу на твое место, – прокричал ему вслед Саймон.

– Я себе так не доверяю, как тебе, – высунулся в окно Теон.

Верт ничего не ответил. Не оборачиваясь, он уселся в «Doodge» и завел мотор.

Его взгляд был полностью сосредоточен на дороге. Часы на приборной панели показывали почти два часа ночи. Верт открыл окно со своей стороны, и прохладный воздух с улицы проник в салон, взъерошив его темные волосы.

Был слышен гул автомобилей, из которых доносилась ритмичная музыка и чьи-то пьяные голоса. Создавалась иллюзия веселой ночной жизни, но внутри Верта не покидало удушающее чувство раздражения. Оно сдавливало, сжимало, и от этого вряд ли можно было избавиться, неторопливо катаясь по центру города.

Через несколько минут Верт летел по пустынной трассе, пытаясь отыскать успокоение в скорости. Она помогала сбросить напряжение, а сильный ветер выдул из головы все тревожные мысли. Притормозив у обочины, Верт погрузился ботинками в остывший песок побережья.

Он приехал сюда, чтобы побыть одному. Только он, и только шум океана, переходящий в умиротворенный шепот. Верт достал из багажника бутылку с ромом и вскрыл ее. Присев на капот, он смотрел, как луна создавала дорожку на темной воде, и пил прямо из горла.

Когда в бутылке осталось чуть меньше половины, Верту захотелось увидеть Оливию.

Он хотел ощутить ее тонкие руки на своих крепких плечах, сгрести ее в охапку и понять, нужен ли он ей? Такой, какой есть. Далекий до совершенства, в своих черных одеяниях, с подозрительными заработками и не менее подозрительными друзьями. Что он нужен в ее безупречном мире, в котором ее по-настоящему любят родители, в котором по всем дисциплинам высокие баллы, в котором все разложено по местам.

Может, пришло время вскрыть карты и рассказать Оливии, кто он на самом деле? Она до сих пор не знала о его прошлом и настоящем. При ней не велись разговоры, касающиеся работы Верта. Друзья осторожно соблюдали границу.

Верт не знал, примет ли она его после того, как узнает правду? Вдруг таинственный образ устраивает ее куда больше?

Достав из кармана куртки телефон, Верт прищурился и старался попадать по буквам.

23 October, Sun, 02:20 am

Blackwood: Что ты выберешь: горькую правду или сладкую ложь?

Прочитав свое сообщение, он состроил недовольную гримасу. Верт не привык пить, а тем более пить в одиночестве. Его дурацкое смс достойно поступка сопливого прыщавого парня.

Верт никогда никому ничего не писал. И не стоило начинать. От досады Верт опрокинул в себя остатки рома.

Внезапно раздался громкий женский крик и мужские голоса. Верт прикрыл один глаз, пытаясь понять, что происходит на пляже. Сознание подводило, передавая информацию медленнее обычного.

– Блядь, – выругался Верт. – Только этого мне еще не хватало.

При ночной темноте было сложно рассмотреть лица, но тишина позволяла отчетливо услышать женский зов о помощи и отчаянные всхлипы. Верт не славился благородными, джентльменскими замашками, но одно слово заставило что-то повернуться в заржавевшем механизме.

– Нет!

Верт помнил тот день так четко, будто это произошло вчера.

– Нет!

Верт мчался на это слово по лестнице, подгоняемый животным страхом за Берту.

– Нет!

Одно слово перевернуло его жизнь. Заставило уйти из семьи.

Верт приподнялся с капота и, слегка шатаясь, двинулся навстречу веселившимся отморозкам. Попил, блин, в одиночестве.

– Оставьте девчонку, – бросил он, приближаясь к месту потасовки.

Темные волны окончательно взбунтовались и громко шумели, ударяясь об берег. Ветер усилился и жестко хлестал песком в лицо. Единственное чувство, перекрывающее все остальные, была боль. Не ноющая, которую можно стерпеть, а сводящая с ума, толкающая в объятья агонии.

Алиса сцепила зубы. Она постепенно проваливалась в невесомость, хоть и старалась не отключиться. Все, что она видела в состоянии прострации – склонившийся над ней мутный силуэт.

Его размазанное лицо приобрело хищные очертания, тонкий рот искривился в грязной улыбке.

Алиса совершила рывок. Хотелось оттолкнуть, отползти, скрыться. Но все тщетно.

Тело, обездвиженное от чужой тяжести, пронзила чудовищная боль под ребрами.

Вспышка.

Ее веки налились свинцом. Где-то вдалеке раздался низкий голос.