— Пожалуй, я все-таки неловкая. Что поделаешь, мне нечасто доводилось проделывать все это и замужем я впервые.

В ее голосе звенели едва-едва заметные ироничные нотки, но сэр Уильям, смущенный, ничего этого не заметил. Стесненный тем, что она делала, кажущийся сам себе от этого еще более неуклюжим, он в замешательстве потоптался на месте и невнятно пробормотал:

— Пожалуй, миледи, раз уж мы решили… словом, ежели сейчас великий пост, то мне, наверное, следует отправиться в другое место. — Сделав усилие, он разъяснил: — Не хочется вас стеснять.

«Кажется, — подумала Джейн, — когда удается отвлечься от мыслей о том, что сделал со мной этот человек, он меня даже забавляет».

— Нет, не думайте об этом, — сказала Джейн вслух.

— Ну как же, разве я не буду вас стеснять? Вы молодая девица, а я…

— Я ваша жена, сэр Уильям. Мы обвенчаны. Наверное, надо привыкать к этому. И если мы решили, что вы меня не коснетесь, это не значит, будто я прогоню вас прочь вовсе. — Помолчав, Джейн серьезно добавила: — Нет никакого греха в том, что мы проведем ночь под одной крышей.

Про себя она с горечью отметила, что именно ей, будто по иронии судьбы, приходится отстаивать то, что должен был бы отстаивать сам Уильям. Что поделаешь, раз уже она решила сделать этот брак терпимым, если сама указала на Уильяма, как на победителя и если лелеет мечту перетянуть Говардов на сторону Алой Розы, следует, наверное, частенько кривить душой и притворяться.

Ну, а еще, конечно же, надо было привыкать к Уильяму… Так почему бы не начать уже с сегодняшней ночи, благо, что отсрочка от самого ужасного получена?… Она даже помогла ему освободиться от сапог — раненое бедро мешало ему самому справиться с этим. Потом забралась в постель, задернула полог и тихо ждала. Чуть позже заскрипели половицы, и Уильям неловко улегся рядом в явно напряженной позе.

Впрочем, заснул он довольно быстро. Едва раздался его тихий храп, Джейн вытянулась в постели свободнее и только теперь смогла расслабиться. Напряжение отпустило. Хотя она не уверена была, что уснет. Уж слишком чужим был ей этот человек. Бросая косые взгляды в сторону, она видела, как он, сунув кулак под щеку, поддерживает взбитую подушку, как темнеет в полумраке густая грива его волос.

Слышалось дыхание Уильяма, сильное, здоровое, с носовым присвистом. На руке, лежащей вдоль тела, мускулы были расслаблены, но бугры мышц и сейчас замечались отчетливо. У него смуглая кожа, черные глаза, не самые скверные черты лица, породистый нос. И все-таки… Неужели она будет иметь детей от этого мужчины? Джейн содрогнулась всем телом, прогоняя эту мысль.

Да, теперь, когда со всех сторон ее обступала темнота, становилось тяжко. Неприязненные, злые мысли кружили в мозгу, лицо отца выступало из мрака. Задремав, Джейн вдруг вскинулась, почувствовав внезапный невыносимый ужас. Неожиданные слезы закипели на глазах: «Отец, как ты мог?

Почему все так получилось? Почему некому было защитить меня, кроме меня самой?!»

Ответа не было. Дрожа всем телом, Джейн приподнялась, поспешно перекрестилась. Вся причина в том, что она не помолилась как следует на ночь. Надо сделать это сейчас, и тогда к ней вернется присутствие духа, кошмары уйдут, и она опять осознает, что все не так плохо, как порой кажется.

На следующий день был намечен отъезд, и семейство Говардов, а так же люди из их ливрейной свиты, поднялись очень рано. Хозяин, почувствовавший, куда ветер дует и осознавший, кто теперь среди Говардов заправляет, подал соответствующий завтрак: все ту же простоквашу, густые свежие сливки, яйца, нарезанные ломтиками и смешанные с сыром. Была водружена на стол целая гора горячих блинов с медом и еще всякая постная всячина. Вот тут-то лорд Томас, одуревший с похмелья, взбунтовался и вскричал, вращая осоловевшими глазами:

— Нет уж, хватит с меня! Вдоволь позабавлялись! Кто как, а я требую приличной еды, и вам, дражайшая моя невестка, раньше времени меня не уморить, как ни старайтесь!

Уильям начал было заливаться краской и набычился, готовясь взорваться гневом. Джейн, поначалу удивленная, положила руку на пальцы мужа. Со вчерашнего дня она была уверена в своей власти над ним и не обманулась.

Уильям сдержался, предоставляя право говорить ей. Ровным и ясным голосом Джейн произнесла:

— Господь с вами, милорд. Только после бессонной ночи вам, очевидно, могла прийти в голову мысль, будто я желаю уморить вас. Может быть, вы нездоровы? Как бы там ни было, каждый волен выбирать то, что ему по вкусу, ибо грешить или не грешить — это касается только вашей души, нисколько не моей. — Помолчав, она добавила, с улыбкой взглянув на мужа: — Вы, мой господин, тоже вольны поступать, как вздумается, ибо я вовсе не стремлюсь вам приказывать.

Уильям смутился, пробормотал что-то насчет того, что вчера здорово вымотался, а приехав в Ковентри, замолит грех… и тоже приказал подать чего-то мясного — цыпленка на худой конец, что ли. На этом вопрос был исчерпан. В глубине души Джейн было совершенно все равно, что едят эти Говарды. Вот только физиономия старика, пьяная, дурная, опухшая, была ей очень не по нраву — она даже брезговала сидеть с ним за одним столом. Впрочем, если он ведет такой образ жизни, бесчинствует и напивается без меры, то, наверное, недолго будет надоедать ей своим присутствием на этом свете.

Через час после этой стычки они выехали. Люди из графской свиты, чьи лица уже были Джейн знакомы, один ужаснее другого, вскочили на коней и последовали за господами. Крикам и прибауткам не было конца; все эти разбойники, стремясь сделать путешествие не таким скучным, изощрялись в остроумии и рассказывали всякие сальные байки, употребляя выражения, которых Джейн раньше и не слыхивала. Возможно, раньше, когда ее везли в Бедфорд эти же люди, она была так погружена в собственные мысли, что не прислушивалась?

Граф Ковентри принимал участие в этом веселье и шумно рассказывал о своих похождениях. Ему стало страх как приятно, когда он увидел, что невестка хмурится. Язвительным тоном он поинтересовался: может, ей не по нраву то, что здесь говорится?

Что поделаешь, все они мужчины, а раз так… Джейн, выведенная из себя, прервала его, сказав обманчиво спокойным и почтительным тоном:

— Можете бесчинствовать и браниться самым скверным образом, милорд, мне это все равно, так как я не обращаю на вас никакого внимания.

Уильям прикрикнул на отца и наемников, приказав им вести себя прилично. Это, конечно, мало помогло, однако уже то, что молодой супруг так безоговорочно становится на ее защиту, было Джейн приятно.

Путь был не такой уж далекий — всего-то шестьдесят миль. Очень скоро настал черед молодой леди Говард злорадствовать, глядя на свекра. Старик вел себя самым ужасным образом: то болтал, то похвалялся, то принимался во все горло вопить песни, пока не охрип… потом покрикивал на оруженосцев, ворчал, а когда не ворчал, то кряхтел — до того ему было дурно.

Дребезжащим от бешенства голосом он жаловался на ужасные боли в ногах и проклинал Скелтона, требуя, чтоб тот сделал что-нибудь с этим. Дважды пришлось останавливаться прямо в поле, чтобы Скелтон растер старому графу ноги какой-то мазью, купленной явно у шарлатана, — так тяжел был ее запах, и всякий раз при этом лорд Томас блевал, извергая все, что съел за завтраком. Двое слуг подсаживали его после этого на коня. Перехватывая брезгливый взгляд Джейн, он страшно раздражался и, багровея, повторял:

— Что, милейшая невестка, вам не нравится? Не нравится наша семья? Что поделаешь! Теперь уже пути назад нет, и раз уж вы ткнули пальцем в моего Уила, придется терпеть и меня тоже!

Ему ответил Уильям, так же раздраженно, вне себя от стыда за отца:

— То, как вы сейчас выглядите, никому не может понравиться. Это все ваше пьянство! Ежели не перестанете напиваться каждый божий день, то, пожалуй, до зимы не доживете!