К неприятностям можно было отнести то, что кто-то и его исподтишка кольнул мечом прямо в бедро — не слабо, надо сказать, кольнул, чуть ли не до кости. По крайней мере, кровь ощущалась явственно, да и на ногах так уверенно, как прежде, не удержишься. И, черт побери, сэр Уильям даже не мог сказать, чьих это рук дело. Наверняка кто-нибудь из сильных соперников изловчился — может быть, даже пес Монтегю.

Последнего Уильям ненавидел, потому что считал единственным опасным противником, и очень жалел сейчас, что не ухитрился отплатить ему тем же.

И как ловко все проделал, мерзавец, — попал в самую щель между пластинами, защищавшими ногу, и в самое кольцо нижней металлической кольчуги! Вот дьявол, да проверяет ли кто-нибудь здесь мечи? Или, может, этому Монтегю его родичи Невиллы выхлопотали право биться настоящим оружием?

Пока Уильям размышлял и хмуро оглядывал противников, двое из шестерых рыцарей объявили себя побежденными. Этим двоим, казалось, только чудом посчастливилось уцелеть в первом испытании; они едва держались на ногах, один до сих пор пошатывался от удара, пришедшегося по голове, так что о продолжении борьбы не могло быть и речи. Оставшиеся четверо напряженно ожидали, пока герцог Йорк изъявит свою волю — его светлость был главным судьей в турнире за руку леди Бофор.

— Возьмитесь за боевые секиры, благородные рыцари, и поединок будет продолжен!

Уильям сделал три или четыре глотка из чаши с вином, поднесенной оруженосцем, жестким движением опустил забрало и, взяв из рук Скелтона секиру, побрел, бряцая железом, навстречу противнику, определенному жребием. Это был некий сэр Джон Спарк из Оксфордшира, долговязый и сильный молодой человек. Яростная решимость, клокотавшая в Уильяме, была так велика, что он обрушился на соперника с поистине дьявольским остервенением, заставив его сразу же отступить и вызвав вой на трибунах.

— Давай, Говард! Ты воин что надо! Давай, поднажми!

Джейн сидела, чуть отвернув голову и не глядя на ристалище. Зубами она слегка покусывала нижнюю губу. Что означало поведение этого Говарда? Право же, если он одолеет и Снарка, ей начнет казаться, что какой-то злой рок довлеет над ней и ей ни за что не удастся избавиться от Говардов. В последнее время они просто преследуют ее, и нет ничего такого, что остановило бы их.

Возгласов, раздававшихся на трибунах, было достаточно, чтобы приблизительно представлять ход боя, и становилось ясно, что, хотя молодой Говард и припадает сильно на левую ногу, секира в его руках от этого не становится менее меткой.

— От него невозможно избавиться, — невольно произнес отец Гэнди, выражая мысли Джейн. — Просто какой-то камень преткновения для нас с вами…

Джейн поспешно перекрестилась, уже и сама не зная, чего ожидать от молодого Говарда.

Поединок был завершен, и число претендентов на ее руку уменьшилось до двух человек. Одним из них оказался Уильям. Вторым был рыцарь в белоснежном шелковом плаще поверх доспехов из вороненой стали. На плаще был вышит пестрый бык. Этот рыцарь имел репутацию превосходного воина, он храбро сражался на многих турнирах и почти не знал поражений.

Это был молодой Джон Монтегю, брат Уорвика, лорд из рода Невиллов. Невиллы все были отличными воинами, так что доблести Монтегю удивляться не было причин. Впрочем, сейчас уже само имя давало ему преимущество, — ведь трудно было предположить, что Ричард Йорк, как судья турнира, не подыграет собственному племяннику. Ясно, что именно Монтегю отдадут предпочтение, — Невиллы и Йорки не дураки, чтобы подарить такую богатую леди, как Джейн Бофор, сыну графа Ковентри, рыцарю с весьма подмоченной репутацией!

Это понимал не только Уильям, но и люди на трибунах. Казалось, среди зрителей царит замешательство. Только некоторые дамы, помнившие, как привлекателен белокурый Монтегю, бросали на ристалище свои шарфы, ленты и вторые рукава, приветствуя его и желая такой же победы, какую недавно одержал его брат Уорвик. Видел Уильям и то, как о чем-то советуется герцог Йорк со своей упругой.

Все это ему не нравилось. Ясно было, куда ветер дует, — вся эта компания, Невиллы и Йорки вкупе, не желают отдавать ему Джейн. Вот черт! Ну, последнее слово еще не сказано, и он так легко не отступится!

С ногой далеко не все было в порядке, да и голова, надо признать, сильно гудела после удара, полученного от Спарка. Секира, хоть и затупленная, весит никак не меньше десяти фунтов… Снова и снова отпивая из чаши, Уильям поклялся собственной душой, что пожертвует тысячу — нет, две тысячи — свечей монастырю святой Клары, что неподалеку от Ковентри, и уплатит все долги, и даже преподнесет епископу в подарок наперсный крест или еще что-нибудь. Только бы победа!

Он бросил взгляд на трибуну, где сидела Джейн Бофор. На лицо она набросила фай, но все равно… она казалась ему такой близкой! Еще одно усилие, Уил! Да пусть не только Йорк, но и все черти в аду будут против тебя, а сдаваться так просто нельзя!

Герцог Йорк наклонился и сказал несколько слов главному герольду. Оружейный король почтительно кивнул, и по полю разнесся его громовой голос:

— По воле его светлости, рыцари продолжат сражение на мечах, и каждый вдобавок вооружится боевой цепью, и да поможет им Бог!

Говард чуть не поперхнулся, услышав это. Боевая цепь[89], вот мерзавцы! Всем известно, что Монтегю владеет ею мастерски — подыгрывают ему, негодяи! Кто бы ждал от Йорка такой подлости? И это после всего, что Говарды для него сделали! Если раньше Уильям выражал недовольство отношением герцога, то теперь он его возненавидел. Образовали тут круговую поруку, черт побери, — чужому и не протолкнуться! Что ж, придется заставить этого Монтегю умыться кровью!

Бормоча проклятия, Говард побрел на середину ристалища. Как опытный воин, он в глубине души знал, что Монтегю опасен — опасен уже сам по себе, а тут ему еще и подсуживают. Было от чего потерять голову. «Только бы не погорячиться, — мелькнуло у него в мозгу, пронзило воспаленное сознание, и Уильям еще раз повторил эту мысль вслух, как заклятье. — Только бы сберечь трезвый рассудок! Нельзя позволить посмеяться над Говардами — мы лучшие вояки во всей Англии!»

— Он выглядит как зверь, — невольно вырвалось у Джейн, когда она наблюдала, как по-животному пружиняще и угрожающе приближается и кружит сэр Говард вокруг своего противника.

На трибунах громко вопил старый граф Ковентри, посылая сыну благословения и для бодрости духа отхлебывая из граненой бутылки, но слов отца Уильям уже не слышал. Все мысли сплелись в единый клубок, думать следовало только о победе. Свистнули в первый раз боевые цепи, но ядра пронеслись мимо, в нескольких дюймах от лиц рыцарей — это была пока только проба, проверка. Последовало еще несколько таких же бесплодных взмахов, и вдруг Монтегю, размахнувшись, гибко, как барс, подался вперед: его цепь обвила меч Говарда, затем он сильно дернул, и Уильям с крайним изумлением увидел, что его рука пуста.

Ну это было и начало! Меч отлетел на несколько футов и теперь лежал на земле, а Говард оказался против Монтегю с одной только цепью в руке. Сказать, что Уильям был обескуражен — это значило ничего не сказать. Вдобавок с ним случилось-таки то, что он, считал еще худшим бедствием, чем даже потеря меча: кровь волной! прилила к голове, застучала в висках — прямо-таки загремела, туманя мозг. Уильям будто озверел. С поистине нечеловеческой силой размахиваясь, он обрушил на Монтегю такой град ударов и пошел на него с таким натиском, что зрители на трибунах ахнули.

Р-раз! Еще раз! Ядра свистели в воздухе, иссекая то панцирь Монтегю, то шлем, а ответные удары будто не производили на Уильяма никакого впечатления, хотя один из них и пришелся прямо по пластинке, защищающей нос. Гремя железом, Уильям наступал, еще минута — и ядра его цепи в сокрушительном броске снесли напрочь со шлема Монтегю фигурку быка.

Толпа взревела и сразу же умолкла, затаив дыхание. Люди привстали с мест. В эту секунду Монтегю, будто опомнившись от неожиданности, выпрямился, ударом меча отбросил Говарда в сторону, и в тот же миг его цепь обрушилась на левое бедро противника.