Как дико пламя ярое взвивалось..
О, пусть бы я сгорел, а ты осталась!
Но вот сгорела ты, мне — пеплом стыть,
И нет исхода, и зачем мне жить?!
О, если б я тогда погиб с тобою,
Мы шли бы вместе тайною тропою...
Там — за пределами небытия —
Блаженство вечное вкусил бы я».
РАССКАЗ ОБ АРАБЕ. ПОТЕРЯВШЕМ ВЕРБЛЮДА И ГОВОРИВШЕМ: «О, ЕСЛИ БЫ Я ТОЖЕ ПОТЕРЯЛСЯ ВМЕСТЕ СО СВОИМ ВЕРБЛЮДОМ, ЧТОБЫ КАЖДЫЙ, КТО НАЙДЕТ ЕГО, НАШЕЛ БЫ И МЕНЯ С НИМ!»
Один араб дорогой задремал —
И, как упал с верблюда, не слыхал.
Верблюд, почуяв легкость и свободу,
Один, как резвый конь, прибавил ходу.
Араба разбудил степной рассвет..
Верблюда нет, песком завеян след.
Он возопил: «Верблюд мой потерялся,
В пустыне дикой я один остался!
О, если б не был я судьбой гоним,
Я потерялся б тоже вместе с ним!
Куда б шаги верблюд мой ни направил,
С ним был бы я, его бы не оставил.
Со мною вместе бы нашли его —
Пропавшего верблюда моего!»
ШАХ УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА, НО ОКАЗЫВАЕТСЯ БЕССИЛЬНЫМ ПОМОЧЬ ЕМУ И СОВЕТУЕТСЯ ОБ ЭТОМ С МУДРЕЦОМ
Когда проведал царь, что Саламан
И день и ночь тоскою обуян,
Душа его — подобие металла —
В горниле горя расплавляться стала.
Изнемогало шаха существо,
От муки разрывалась грудь его.
И обратился он к совету пира:
«О Кааба надежд и страха мира,
Я властью мысли сжечь Абсаль сумел,
А Саламан — в тоске по ней — сгорел.
Нет для Абсаль из пепла возвращенья,
Нет сердцу Саламана исцеленья.
Всё высказал я. Сам теперь гляди,
Сам средство для спасения найди».
— «Ты, вижу, мыслью тверд и духом светел,
Когда пришел ко мне, — мудрец ответил, —
И, если верит мне наследник твой
И не нарушит договор со мной,
Моею волею Абсаль живая
К нему вернется, горе исцеляя.
Здесь несколько она пробудет дней,
Как прежде, он опять сольется с ней».
Услышав речи мудреца, с волненьем
Стал Саламан внимать его веленьям.
САЛАМАН ПОВИНУЕТСЯ МУДРЕЦУ, И МУДРЕЦ НАХОДИТ СРЕДСТВО ИСЦЕЛЕНИЯ ЕГО ОТ СКОРБИ
Мудрец его покорством тронут был
И мощь чудесных чар своих явил.
Когда Абсаль бедняге вспоминалась
И сердце в нем от муки разрывалось,
Мудрец об этом сразу узнавал —
Абсаль прекрасной образ создавал
Из воздуха перед его глазами,
Руками ощутимый и устами.
Когда ж царевич погружался в сон,
Тот образ таял... истреблялся он.
Мудрец же, в высоту подъемля взоры,
Вел о Зухре прекрасной разговоры.
«Зухра, — он говорил, — в небесной мгле
Прекрасней всех красавиц на земле.
За красоту была она когда-то
На небеса взята лучом заката.
Так чанг ее звучит, что небосвод,
Всем хором звезд кружась, ей в лад поет».
От речи той, волшебной и неясной,
Стал влечься Саламан к Зухре прекрасной.
Рассказывал мудрец, и каждый раз
Сильней влиял на юношу рассказ.
Когда мудрец в нем обнаружил это,
Стал колдовать он над Зухрой-планетой.
С небес Зухра как женщина сошла
И сердце Саламана заняла.
Абсаль из сердца Саламана скрылась,
Любовь к одной Зухре в нем укрепилась.
ПАДИШАХ ПРИВОДИТ ПОДЧИНЕННЫХ К ПРИСЯГЕ САЛАМАНУ И ПЕРЕДАЕТ ЕМУ ПРЕСТОЛ И ЦАРСТВО
От скорби наконец освободился
Шах Саламан и духом обновился...
Достоин стал занять престол отца,
Достоин стал он перстня и венца.
И старый шах созвал царей вселенной —
Людей породы алчной и надменной.
И он для них такой устроил пир,
Какого сто веков не ведал мир.
Царей, вояк, исполненных отваги, —
Он всех привел к незыблемой присяге
Наследнику и сыну своему.
Мир положил он под ноги ему,
Семь поясов вручил земли великой,
Всем странам объявил его владыкой.
ЗАВЕЩАНИЕ ПАДИШАХА САЛАМАНУ
«Хоть царство мира этого не вечно,
Для мудрых степь надежды бесконечна.
Свой разум светом знанья осеня,
Возделай ниву завтрашнего дня.
На поле жизни, не страшась коварства,
Готовь посев для будущего царства!
Коль мужа звезды знания ведут,
Усилья и труды не пропадут.