Зерно поспело, жатва настает.

И скажет колос: «Прочь, сорняк негодный,

Не ровня ты пшенице благородной!»

САЛАМАН ПРИБЫВАЕТ К ШАХУ, И ТОТ ВЫРАЖАЕТ ЕМУ СВОЮ ЛЮБОВЬ

Увидел старый шах сыновний лик

И с поцелуями к нему приник.

И, положив ему на плечи руки,

Он любовался им после разлуки.

И говорил: «Зрачок глядящий мой,

Ты мне как соль на скатерти земной.

Рожден ты для того, чтоб царством править,

Чтоб наш венец и трон в веках прославить.

Ты не гнушайся царского венца.

Венец державный — не для подлеца.

Срок близится, венец принять ты должен,

Кормило власти в руки взять ты должен.

Так отвратись от гибельной любви,

Для высшей в мире доблести живи.

О судьбах царства думай, о короне.

Страсть низменную смой, как хну с ладони».

О ЧЕТЫРЕХ СВОЙСТВАХ, ЯВЛЯЮЩИХСЯ УСЛОВИЯМИ ЦАРСТВОВАНИЯ

Честь, мудрость, щедрость, мощная рука —

Вот свойства, при которых власть крепка.

Но мудрость выше низменных пристрастий,

Не терпит благородство женской власти.

Разумный муж высоко честь хранит

И похотью полу не осквернит.

Могучий дух рабом любви не будет

И царственного долга не забудет.

И щедрость ради женщины любой

Не жертвует великою судьбой.

Царь, если он собой не в силах править,

Не сможет царства своего прославить.

Всему, что может мощь твоих опор

Ослабить, ты суровый дай отпор!

И честь, и мужество, и мудрость — в этом.

Прибавить нечего к моим советам».

САЛАМАН ВПАДАЕТ В ПЕЧАЛЬ ОТ УПРЕКОВ ОТЦА, УХОДИТ В ПУСТЫНЮ, РАЗЖИГАЕТ ОГОНЬ И ВХОДИТ В НЕГО ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ, ИО АБСАЛЬ СГОРАЕТ, А ОН ОСТАЕТСЯ НЕВРЕДИМЫМ

Кто в мире униженней, чем влюбленный?

Где есть удел, столь горько затрудненный?

Кому доброжелательства совет

Как злого издевательства навет?

Так Саламан утратил свет надежды

И разорвал спокойствия одежды.

Мир для него навеки помрачнел,

И он уничтоженья захотел.

Пусть лучше корень жизни уничтожит

Тот, кто достойно больше жить не может

И он с Абсаль — любимою своей —

За смертью удалился в даль степей.

Вязанками кустарник нарубил он,

Вязанки те в большой костер сложил он.

И поднялся костер, как холм высок.

Огонь он высек и костер поджег

Простер ей руку, как жених невесте,

И на костер взошел он с нею вместе.

Шах устремлял свой взгляд в степную даль,

Он думал истребить одну Абсаль.

Луч мыслей направляя неустанно,

Он сжег ее, оставил Саламана.

От примеси нечистого всего,

Как золото, очистил он его.

САЛАМАН ОСТАЕТСЯ БЕЗ АБСАЛЬ И СКОРБИТ В РАЗЛУКЕ С НЕЙ

В житейской суете неистребимой

Кто чужд всего? — Влюбленный без любимой.

Бежит от мира... Но несутся вслед,

Пронизывают сердце стрелы бед.

Вот в грудь ему один клинок вонзился,

Другой в затылок прямо устремился.

Хоть друг в несчастье пощадит его,

Но недруг камнем поразит его.

Пусть камень мимо пролетит далеко,

Он будет жертвой черствого упрека.

А если он упреков избежит,

Его печаль разлуки сокрушит...

Они на гору огненную смело

Взошли. В огне одна Абсаль сгорела.

Был силой мысли Саламан спасен;

Как тело без души, остался он.

Моля об избавлении, со стоном

Он пал в слезах пред грозным небосклоном.

Так причитал он, что рассвет рыдал

И, сострадая, ворот разрывал,

Сочувствуя, над ним слезами капал,

А Саламан лицо себе царапал,

Бил камнем в грудь себя он всё больней,

Как в пробный камень верности своей.

Не в силах милую обнять руками,

Он руки истерзал себе зубами.

Он взгляды ночью в угол обращал,

В тени Абсаль свою воображал.

«О, подойди, вернись ко мне, взываю!

Взгляни — я умираю, я сгораю!

Одна ты в жизни жизнью мне была,

Одна ты свет глазам моим дала.

Я, привлечен твоею красотою,

Жил на путях свидания с тобою.

Мы были оба счастливы всегда.

Доселе не касалась нас беда.

О, как мы сладостно соединились,

Когда от всех навеки отрешились!

Друг другу тайну тайн шептали мы,

В объятьях сладко засыпали мы.