Отчаялся и к старцу вновь явился.

Сказал «Коль не поможешь мне в беде,

Защитника я не найду нигде!

Ты помолись еще, о старец славный,

Чтоб образумился мой сын злонравный!»

А шейх: «Ты помнишь — я тебе внушал,

Чтоб ты творца мольбой не искушал?

Моли прощенья на стезе юдольной!

И этого для двух миров довольно.

А там, куда уйдешь из сей страны,

Там, друг, ни сын ни дочка не нужны.

Ты здесь в тисках, ты раб. Не сетуй вздорно,

Что б ни случилось, принимай покорно».

МУДРЕЦ ХУЛИТ ВОЖДЕЛЕНИЕ, БЕЗ КОТОРОГО НЕОСУЩЕСТВИМО РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА

Царю Юнана друг его мудрец,

Подумав, слово молвил наконец:

«О шах! Бездетным в скорби пребывает

Тот, кто влеченья к женщинам не знает

Но, низкой страстью разум омрачив,

К нам райской девой входит злобный див.,,

Когда глотнешь из чаши наслажденья,

Поймешь — неутолимо вожделенье.

И будешь, как верблюд кольцом, влачим

Ты страстью, как погонщиком своим».

МУДРЕЦ ОСУЖДАЕТ ЖЕНЩИН, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ СРЕДОТОЧИЕМ ВОЖДЕЛЕНИЯ, НО БЕЗ КОТОРЫХ НЕВОЗМОЖНО РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА

Знай: пристраститься к женщине — пропасть.

Жизнь нашу укорачивает страсть.

Ты женщину сто лет дари богато,

Ты одевай ее в сребро и злато,

Ты ей шустерской не жалей парчи,

Ставь золотой подсвечник для свечи,

На серьги перлов не жалей и лала,

Дай из кисей индийских покрывала,

На все ее желания ответь,

Дай ей на стол изысканную снедь,

Ты все ее веления исполни,

Водою Хызра чашу ей наполни,

И пусть она вкушает, как султан,

Плоды, что шлют Иезд и Исфаган,

Все чудеса свези с земного света,

И всё ж в ее глазах — ничто всё это!

«Ты, скажет, о любви мне говорил,

Так что ж ты ничего мне не дарил?»

РАССКАЗ О НЕКОЕМ БЛАГОРОДНОМ МУЖЕ, ОТКАЗАВШЕМСЯ ОТ ПРИГЛАШЕНИЯ НИЗКОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧТОБЫ ОБЩЕНИЕ С НИЗКИМИ НЕ ВОШЛО В ПРИВЫЧКУ

Один из рода низменных людей

Затеял пир, созвал своих друзей.

Позвал он также в гости мужа мысли,

Себя ему, как видно, ровней числя.

Мудрец подумал: «Предаются там

Невежды эти низменным страстям.

Коль я как друг войду в его жилище,

Отведаю его вина и пищи

И в сброде, где не светит свет уму,

Есть буду, пить, где пищи нет уму, —

Тогда я буду позван, несомненно,

Как гость всей этой шайкою презренной.

Себя я в книге чести зачеркну

И в мутном море низких потону».

МУДРЕЦ ПРИНИМАЕТ МЕРЫ ДЛЯ РОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА БЕЗ УЧАСТИЯ ЖЕНЩИНЫ, И ДЛЯ УХОДА ЗА РЕБЕНКОМ БЕРУТ КОРМИЛИЦУ

Замыслил тот алхимик и мудрец

Диковинное средство наконец,

И средство это шаху предложил он,

И мысль ученых мира изумил он.

Из чресел шаха семя он извлек,

Питательной средой его облек,

На сорок семидневий скрыл в сосуде,

И вот — кто слышал о подобном чуде? —

В сосуде том, как солнце, скажешь ты,

Дитя явилось дивной красоты,

Сын крепкий и здоровый, без порока.

Звезда надежд царя взошла высоко.

Ребенку имя старцы той земли

От слова «саламат» произвели.

Высокий саном, совершенный станом,

Сын шаха наречен был Саламаном.

Чтоб вырастить и воспитать его,

Кормилицу избрали для него.

Красой — луна, звалась Абсаль она,

Лет двадцати была едва ль она.

Стройна, нежна, полна очарованья,

Она влекла и взгляды и желанья.

Делил пробор ее тяжелых кос

Копну благоухающих волос.

А косы, извиваясь завитками,

Арканами казались и силками.

Как стройный кипарис она была,

Как будто попирая тропы, шла.

Как зеркало, чело ее блистало,

А брови — ржа на ясности металла.

Она порой, выщипывая их,

Две оставляла буквы «нун» крутых.

Как опахала, темные ресницы

Ей осеняли томные зеницы.

А раковины белые ушей —

Жемчужницы для жемчуга речей.

Пушком с висков, как мускусом, покрыты

Прекрасные открытые ланиты, —

Так Нил красу Египту придает.

Как жемчуга и лалы — свежий рот.

Над блеском плеч серебряная шея

Кувшина узкогорлого стройнее.

Подобны перси белым двум холмам,