Они познали сто мучений из-за единого куска.

Из глаз младенца вытекает — гласит старинная строка —

Сто капель слез горячих ради единой капли молока!

216

Я плачу кровью слез, и льются два потока.

К чему мне эти два кровоточащих ока?

Всем сердцем жажду я свидания, но сердце

Предчувствием разлук изранено жестоко.

217

Из рук дурных спаслась ты, чаша, хмельного полная питья.

Касались уст моей подруги твои уста — твои края.

Сперва возлюбленной лобзанье ты передай моим устам,

Тогда мои уста узнают, как влага хороша твоя!

218

Любви не видя знака никакого, я ушел,

Из уст твоих не обретя ни слова, я ушел,

Опять поняв, что ты со мной сурова, я ушел,

Короче: как пришел к тебе, так снова я ушел.

219

Сними кисею с лица, лучезарного, как луна.

Раскрой в улыбке уста — два лала цвета вина.

Вся совершенна ты — от макушки до пальцев ног

Благословен аллах, что такая им плоть создана!

220

Ты — целый мир очарованья, а я — твой пленный воробей,

Попавший в сети обаянья всей нежной слабости твоей.

Ты привяжи меня, как птицу, тесьмы индийской не жалей,

Держи тесьму. И сам вернусь я; плен мне свободы стал милей,

221

Я с тобою в разлуке, но сердцу отрада — видеть тебя хоть во сне.

О, любовные муки! Но сердцу награда — видеть тебя хоть во сне.

О, доколе мне плакать? Меня ты простишь ли, вернешься ль ко мне, —

Никакой нет поруки. Но сердцу услада — видеть тебя хоть во сне.

222

Одиноко я плачу в ночи, а когда заалеет восток,

Молча ворот терпения рву, как бутон разрывает цветок.

Может, юной розы росток, только выросший из земли,

«Мне о розе весть передаст, чей последний сон так глубок?

223

Четырнадцатилетняя луна, кого сравню с тобой?

С четырнадцатидневною луной, равна ты красотой.

Да не постигнут красоту твою ущерб, закат глухой!

Четырнадцатилетней будь всегда, будь навсегда такой!

224

Тоска по тебе унесла столетнюю радость мою.

Я в сердце печали печать, как в чаше тюльпан, утаю.

Когда же я в землю сойду с душою, сожженной тобой,

Из сердца тюльпан я взращу и ветру свой стон изолью.

225

Ты вздохам горестным моим учись внимать, о сердце,

В пути далеком мы должны ровней дышать, о сердце,

А всех не помнящих добра, презревших правды свет,

Забудь, коль можешь! Нам таких не надо знать, о сердце!

226

Сердце сжалось от обиды, петлей стало в знаке «мим»,

Сделалось под гнетом злобы точкой малой в знаке «Джим»,

Где укрыться от напасти, если всё, что было целым,

Разломясь, как в «лам-алифе», знаком сделалось двойным?

227

Глаза твои — палачи, что гнали нас на убой,

Не в трауре ли по нас оделись синей сурьмой?

Ошибся я! Это в саду твоей красоты расцвели

Нарциссы темных глаз в лилейной кайме голубой.

228

Когда тебя от головы до пят

Сожжет прекрасный, но неверный взгляд,

Пей, как вино, кровь собственного сердца,

Глотай, как сладкий сахар, горький яд.

229

О милая, взгляни, как мир красив,

Вот строки трав легли на свитки нив.

Весна, как ученик, мелком зеленым

На поле учится писать «алиф».

230

Я клялся верным быть, но верным быть не мог.

Ты прогнала меня, теперь я одинок.

Ты сетуешь, а я главу посыпал прахом,

Из-за твоих причуд я клятвой пренебрег.

231

Обретшему бальзам не задавай вопрос,

Какие муки он познал и перенес.

Ты слушай мудрецов и, виноград вкушая,

Не спрашивай о том, в каком саду он рос.

232

Подруга Севера, луна, сияя в небесах,

Следы любимой озари, дороги серый прах.

А если спросит про меня, живущего в дали,

Ответь: «Измучился поэт и от любви зачах!»

233

Твоя печаль огнем мне сердце жжет,

Я обожжен на сотню лет вперед.

Придет пора, и на моей могиле