Они познали сто мучений из-за единого куска.
Из глаз младенца вытекает — гласит старинная строка —
Сто капель слез горячих ради единой капли молока!
216
Я плачу кровью слез, и льются два потока.
К чему мне эти два кровоточащих ока?
Всем сердцем жажду я свидания, но сердце
Предчувствием разлук изранено жестоко.
217
Из рук дурных спаслась ты, чаша, хмельного полная питья.
Касались уст моей подруги твои уста — твои края.
Сперва возлюбленной лобзанье ты передай моим устам,
Тогда мои уста узнают, как влага хороша твоя!
218
Любви не видя знака никакого, я ушел,
Из уст твоих не обретя ни слова, я ушел,
Опять поняв, что ты со мной сурова, я ушел,
Короче: как пришел к тебе, так снова я ушел.
219
Сними кисею с лица, лучезарного, как луна.
Раскрой в улыбке уста — два лала цвета вина.
Вся совершенна ты — от макушки до пальцев ног
Благословен аллах, что такая им плоть создана!
220
Ты — целый мир очарованья, а я — твой пленный воробей,
Попавший в сети обаянья всей нежной слабости твоей.
Ты привяжи меня, как птицу, тесьмы индийской не жалей,
Держи тесьму. И сам вернусь я; плен мне свободы стал милей,
221
Я с тобою в разлуке, но сердцу отрада — видеть тебя хоть во сне.
О, любовные муки! Но сердцу награда — видеть тебя хоть во сне.
О, доколе мне плакать? Меня ты простишь ли, вернешься ль ко мне, —
Никакой нет поруки. Но сердцу услада — видеть тебя хоть во сне.
222
Одиноко я плачу в ночи, а когда заалеет восток,
Молча ворот терпения рву, как бутон разрывает цветок.
Может, юной розы росток, только выросший из земли,
«Мне о розе весть передаст, чей последний сон так глубок?
223
Четырнадцатилетняя луна, кого сравню с тобой?
С четырнадцатидневною луной, равна ты красотой.
Да не постигнут красоту твою ущерб, закат глухой!
Четырнадцатилетней будь всегда, будь навсегда такой!
224
Тоска по тебе унесла столетнюю радость мою.
Я в сердце печали печать, как в чаше тюльпан, утаю.
Когда же я в землю сойду с душою, сожженной тобой,
Из сердца тюльпан я взращу и ветру свой стон изолью.
225
Ты вздохам горестным моим учись внимать, о сердце,
В пути далеком мы должны ровней дышать, о сердце,
А всех не помнящих добра, презревших правды свет,
Забудь, коль можешь! Нам таких не надо знать, о сердце!
226
Сердце сжалось от обиды, петлей стало в знаке «мим»,
Сделалось под гнетом злобы точкой малой в знаке «Джим»,
Где укрыться от напасти, если всё, что было целым,
Разломясь, как в «лам-алифе», знаком сделалось двойным?
227
Глаза твои — палачи, что гнали нас на убой,
Не в трауре ли по нас оделись синей сурьмой?
Ошибся я! Это в саду твоей красоты расцвели
Нарциссы темных глаз в лилейной кайме голубой.
228
Когда тебя от головы до пят
Сожжет прекрасный, но неверный взгляд,
Пей, как вино, кровь собственного сердца,
Глотай, как сладкий сахар, горький яд.
229
О милая, взгляни, как мир красив,
Вот строки трав легли на свитки нив.
Весна, как ученик, мелком зеленым
На поле учится писать «алиф».
230
Я клялся верным быть, но верным быть не мог.
Ты прогнала меня, теперь я одинок.
Ты сетуешь, а я главу посыпал прахом,
Из-за твоих причуд я клятвой пренебрег.
231
Обретшему бальзам не задавай вопрос,
Какие муки он познал и перенес.
Ты слушай мудрецов и, виноград вкушая,
Не спрашивай о том, в каком саду он рос.
232
Подруга Севера, луна, сияя в небесах,
Следы любимой озари, дороги серый прах.
А если спросит про меня, живущего в дали,
Ответь: «Измучился поэт и от любви зачах!»
233
Твоя печаль огнем мне сердце жжет,
Я обожжен на сотню лет вперед.
Придет пора, и на моей могиле