87

Пока я в объятьях твоих — засыпать не буду,

Пускай обезглавят меня — отступать не буду.

К сокровищам чудным путем мы доходим трудным:

Я действовать стану и праздно мечтать не буду.

Лишь стража тебя окружает, но я отныне

От стражей твоих ни на пядь отставать не буду.

Меня ты убить обещала... Ну что ж, не медли,

Я жду этой смерти — защиты искать не буду.

Ты стала мне раем земным — так зачем удивляться,

Что рая небесного я ожидать не буду.

Коль мерить влюбленных в тебя высотой их страсти,

Я выше любого, себя принижать не буду.

Страдать — нестерпимо, и я не хочу разлуки,

Разбился корабль, но в волнах погибать не буду

Кричишь: «Прочь с дороги, Джами!» Залечи мне раны,

И я на пути твоем больше лежать не буду.

88

Если б я на ступеньках у дома подруги прилег,

Я б уже не хотел перейти через райский порог

С кирпичом в изголовье, на голой земле бы лежал,

Златотканой парчовой подстилкой бы я пренебрег.

Мне в молельне аскет проповедует. Лучше в огне

Иноверного капища сжечь его хитрый силок!

С предначертанным свыше я соразмеряю свой шаг,

Чтоб Каабы надежд я достичь беспрепятственно мог

Что мне строки добра или зла на странице души,

Если можно прочесть то, что пишет над губкой пушок?!

Нивы мира тучны, мне же хватит пирушки хмельной

Возле поля, под тополем, там, где струится поток.

Ах, Джами, ускользнула из рук твоих верности нить.

Вероломной подруге зачем ты вручил поводок?

89

Когда же, когда я от этих страданий спасусь?

От боли, от неутоленных желаний спасусь?

Доколе нам, сердце, попреки рассудка терпеть?

Быть может, лишась его, от назиданий спасусь?

Я локоном милой опутан, но он не змея,

И разве я здесь волшебством заклинаний спасусь?

Ты каверзы строишь, кокетством терзаешь меня,

О господи, как от ее истязаний спасусь?

О добрая воля, со мной подружись, и тогда

От злой ее воли, от горьких стенаний спасусь.

О пластырь для сердца, ладонью мне на сердце ляг!

От муки сердечной, от вечных метаний спасусь.

Пригубить из смертного кубка я жажду, Джами,

И этим от крови своей возлияний спасусь.

90

Взор твой дерзкий сеет бурю среди гурий Туркестана,

Эти очи грабят турок и таджиков грабят рьяно.

Лика твоего нежнее не найти тюльпана в поле,

Стана твоего стройнее не найти в саду платана.

Спел мутриб о виноцветных лалах губ твоих, и песня

Лакомством привычным стала на любой пирушке пьяной.

Как ты сладостна! Наверно, из сосков, тебя кормивших,

Вместо молока сочился чистый мед благоуханный.

Как хитра ты! Меч вонзая, не себя винишь, а руки:

Меч подъявшие, мол, сами грех замолят покаянно.

Не могу я жить поодаль от любимых губ. О боже,

Или смерть пошли мне, или дай вкусить мне плод желанный!

У Джами пустые руки, лишь в устах мольба о благе.

Не беги, благополучный, тех, кто страждет постоянно.

91

Взгляни на улыбку любви моей

И, палец свой прикусив, онемей.

Стократ я измерил страданья путь

Арканами кос, что черней ночей.

Колечки фиалок в саду без тебя

Подобны звеньям тюремных цепей.

Будь вдвое красивей луна — и то

Померкнет она пред красой твоей.

Ты знаешь, как сердце мое болит,

Но ты не жалеешь таких людей.

На страшные муки готов Джами,

Твое равнодушье — всех мук страшней.

92

Доколе бесчинствовать, в винных витая парах,

Лить кровь на пирах и хмельной бушевать во дворах?

Я ранен тобой. Приторочь же добычу к седлу,

Чтоб за полы я не цеплялся в бесплодных мольбах.

Что требует страсть, и условье любви каково?

Бежать, привязаться к тоске о любимых устах.

Хлещи скакуна, моя всадница! Ветер, швыряй

На головы наши безумные бедствия прах!

О, как вырывался Джами из оков этих кос!

И все же, как бедный Маджнун, оставался в цепях...

93

Вешний ветер с розы дикой покрывало сбросил смело,

Тут явились винопийцы, и пирушка зашумела.

А вокруг тюльпанник вырос — это, розами любуясь,

Вмиг толпа тюльпаноликих на лужайке заалела.

«В дни цветенья роз прекрасных трезвости зарок непрочен» —

С этим мудрым изречением соглашаюсь я всецело.

Не окажутся ли ринды — развеселые бродяги —