Влюбленному мила его тоска,

А счастья он пугается заране.

Он — прах в степи несбывшихся желаний.

Хотя мне радость не дана тобой,

Хотя не осчастливлен я судьбой,

Да дни пройдут твои среди веселий,

Когда желанной ты достигнешь цели.

Живи в кругу друзей, в саду любви,

И пусть умру я — долго ты живи».

МУЖ ЛАЙЛИ ЗАБОЛЕВАЕТ И УМИРАЕТ ОТ НЕРАЗДЕЛЕННОЙ СТРАСТИ

Таинственных событий провозвестник,

Такие образы творит кудесник:

Святыня, озаряющая мир,

О нет, в Китае созданный кумир,

Лайли, с душой, подобною твердыне, —

Нет, яркий месяц в звездном паланкине,

Супругу ласкою не воздала

За все его хорошие дела,

К ларцу любви не подпускала мужа,

Покорности пред ним не обнаружа,

И удовлетворения тетрадь

Не стала перед мужем раскрывать.

Супружеского не изведав блага,

Он заболел и слег в постель, бедняга.

В соединенье он обрел беду

О пользе думал, а пришел к вреду

Соединенье — груз невыносимый,

Коль друг — не друг, любимый — не любимый.

Всё время видеть пред собой Эдем,

Вступить в него не смея вместе с тем, —

Ужаснее стократ и безысходней,

Чем огненные муки преисподней.

Лишь о Лайли он думал, лишь о ней,

И делалась его болезнь сильней.

Он в лихорадке пламенел, и била

Так часто, жарко пульсовая жила,

Что пульс прощупывавшая рука

Подпрыгивала! Смерть была близка,

И, если палец к пульсу прикасался,

Он сразу, как свеча, воспламенялся.

Когда явился к изголовью врач,

То стал искать пути к здоровью врач,

Но, колбу увидав с мочой больного,

Решил: больной не исцелится снова.

Он быстро таял на глазах врача, —

В себе таила смерть его моча.

В ужасных муках тяжкого недуга

Кончались дни злосчастного супруга,

И вечность сжалилась над ним и вдруг

Его от всех освободила мук,

От вожделения спасла больного,

И он из плена вырвался земного,

Из клетки мира вырвалась душа,

В потусторонний, вольный мир спеша.

Чтоб вечно жить, скончался он, страдая.

Возможность разве есть у нас другая?

Душа сначала боль познать должна:

Тогда лишь будет в плоть заключена.

Ты в боли пребываешь в сей юдоли

И оставляешь землю, полон боли.

Существованье — боль, и боль — исход.

О, этот мир, где в боли боль живет!

Лишь тот избегнет боли и кручины,

Кто умереть способен до кончины...

Лайли, скорбя от Кайса вдалеке,

Влачила дни в унынье и тоске.

По мужу траур — средством был, не боле,

Чтоб сердце облегчить от тяжкой боли.

Сгустилась боль в ее груди в клубок,

И вздох ее был жарок и глубок,

И слезы траура ей облегчали

Возможность выражения печали.

Когда она рыдала. «Милый друг!»

И жемчуг слез блистал, — то не супруг

Предметом был ее мольбы унылой.

Другой мерещился ей образ милый.

Надев одежды горя и беды,

Сидела по обычаю идды.

Рыдала по ночам на скорбном ложе,

Но имя в помыслах — одно и то же,

В слезах и горе пребывала днем,

Но плакала — о нем, всегда о нем:

Она печать использовала вдовью,

Чтоб вволю плакать над своей любовью,

И замолкали злые языки

При этих звуках горя и тоски.

МАДЖНУН ПЛАЧЕТ, УЗНАВ О СМЕРТИ МУЖА ЛАЙЛИ, И ДОСТАВИВШИЙ ЕМУ ЭТУ ВЕСТЬ СПРАШИВАЕТ О ПРИЧИНЕ ЕГО СЛЕЗ

Тот, кто пришел к Маджнуну через степи,

Тем самым разума разбивши цепи,

Чьи речи о замужестве Лайли

Безумного скитальца потрясли, —

Решил смягчить удар непозабытый,

Играя на струне, любовью свитой.

Узнав, что сделалась Лайли вдовой,

Помчался в степь глухую верховой,

И долго он скакал в пыли блужданий,

И отыскал Маджнуна в глухомани.

Сказал он: «Для тебя отрада есть.

Произнести позволь мне эту весть.

Колючка на твое упала поле,

Пронзила душу, ты кричал от боли,

Но ветер смерти без следа унес

Причину горестей твоих и слез,

А говоря короче — новобрачный

Ушел из сей юдоли жизни мрачной,

Ушел, унес навеки свой недуг,