Она сперва напомнила о боге:

Врачует он все скорби и тревоги,

Красавиц брови превращает в лук,

Чтоб стрелы страсти падали вокруг,

Красавиц щеки в розы превращает,

А соловьям он к розам страсть внушает,

Влюбленным, предающимся слезам,

Дарует исцеления бальзам,

Сердца сжигает молнией-красою,

Но встречи орошает их росою.

И после этих вводных слов письма

Поведала, что чувствует сама:

«От той, чье сердце отнято, — посланье

Тому, кто отнял сердце и дыханье.

От той, кто в доме скорби заперта, —

Бездомному, чья спутница — мечта.

От той, кто сознает свой грех глубокий, —

Тому, кто сыплет на нее упреки.

(О нет, не слышу от него речей,

Но резких слов молчание страшней!)

От той, кто в путах проклинает долю, —

Тому, кто вырвался из пут на волю...

Живешь ты без людей в степной глуши,

И лишь газель врачует боль души:

Две буквы первые дитя газелье

Отбросило — и превратилось в зелье!

О ты, бегущий по степям, как тень,

Чьей быстроте завидует олень, —

Врагов предавши медленному тленью,

Ко мне направь ты быстроту оленью!

О ты, чей собственный удел суров,

Всегда онагру ты помочь готов,

Во имя доброты и дружбы ради,

Не просишь ты онагра о награде.

Ты ни шелков не знаешь, ни мехов,

Твой кров — среди камней, колючек, мхов.

О, как тебе, мой нежный, мой певучий,

Лежится без меня в траве колючей?

О, с кем постель степную делишь ты?

С кем каменное ложе стелешь ты?

Кого ласкаешь на гранитном ложе

И услаждаешь, наслаждаясь тоже?

Кто гладит ласковой рукой тебя?

Кто утешает, дорогой, тебя?

Кто извлекает, исцеляя раны,

Колючки из ступней твоих, желанный?

Кто, кроме диких и ручных зверей,

Обедает за скатертью твоей?

Однако же запомни, что от боли

Я больше мучаюсь в своей неволе,

И, может статься, всех твоих болей

Частичка этой боли тяжелей.

Родителей постыла мне наука,

От мужа мне и мука и докука,

С утра я под присмотром дотемна,

Я ни на миг не остаюсь одна.

Вздохну ль о том, что ты — вдали, в пустыне,

Мне говорят: «О чем вздыхаешь ныне?»

Заплачу ль, что не стала я твоей, —

Мне говорят: «Ты слезы лить не смей!»

Пойду ли я на травку луговую —

Мне говорят: «Зачем гулять впустую?»

Пойду ли к нашей речке за водой —

Мне говорят: «Ступай скорей домой!»

Взгляну ли, как равнина необъятна, —

Мне говорят: «А ну вернись обратно!»

Казалось, от шипов беды и зла

Меня судьба, как розу, берегла,

Скрывала от враждебности, доколе

Я в брак не по своей вступила воле:

Так приказали мне отец и мать, —

Мне из-за них теперь дано страдать.

Тот, кто побыл с тобой хотя б мгновенье,

Постиг твой разум, душу, вдохновенье,

Захочет ли общения с другим,

С немилым, и ничтожным, и пустым?

Мой муж со мной не спал еще ни разу,

Я не вняла ни просьбе, ни приказу,

Он не вступает ночью в мой покой

И не касается меня рукой,

Не пребывает он со мною рядом,

Лишь издали довольствуется взглядом.

Его печаль мрачна и глубока,

От горя стал он тоньше волоска,

Уже он думает в тоске о смерти:

Сей волосок — на волоске от смерти.

Из-за него — я за завесой бед,

Он упадет — и я увижу свет:

Твое лицо, сорвав покров, увижу —

Я солнце дня без облаков увижу!»

Она стыдливо начала письмо,

Но сорвала стыдливости клеймо,

В конце поставив в качестве печатки

Привет сердечный, как лобзанье сладкий.

Свернула свиток, горести полна,

Что за немилым замужем она,

И кровью слез на свитке подписалась,

Прося у бога, чья извечна жалость,

Прощенья, что она из града бед,

Из государства горя шлет привет

Тому, кто жизнью сыт и кто с отвагой

Готов погибнуть, видя в этом благо, —

Чтобы, прочтя своей рабы слова,

Узнал он, что любовь ее жива.

ПОСЛАНЕЦ ДОСТАВЛЯЕТ ПИСЬМО ЛАЙЛИ МАДЖНУНУ

Когда Лайли упрятала в кармане

Исполненное галии посланье,