Верблюдов гнал, умением богатый, —

Один араб из племени сакиф,

Что молод был, и строен, и красив,

С пушком, покрывшим розовые щеки;

С шатром волос, венчавшим лоб высокий;

С таким кольцом на пальце, чья печать

Могла его главенство подтверждать;

Из той семьи, что возглавляла племя

От древности седой по наше время;

О чьих богатствах повесть нам прочла

Сама земля, не зная им числа;

Кто деньги всем дарил, но до отказа

Кошель свой тут же наполнял он сразу, —

Лайли увидел в паланкине вдруг

И он любовь познал в пустыне вдруг!

Завеса от людей ее скрывала,

Но ветерок приподнял покрывало,

И он зарю увидел, — нет, заря

Померкла б, от стыда пред ней горя!

Узнал он дня и ночи связь при взгляде

На спущенные за уши две пряди;

Из-под бровей-подков — очей огонь,

Казалось, высек норовистый конь;

Ее глаза — как будто две колдуньи,

Что чародействовали в новолунье;

Смеясь, развязывал узлы забот

Зубами белыми багряный рот.

На ту луну одним взглянул он глазом

И разом потерял покой и разум.

Попал он, обессиленный от ран,

Как дичь, любви-охотнице в аркан.

Чтоб завладеть Лайли, нашел он свата,

Чья речь была присловьями богата:

Недаром говорили все о нем,

Что он и воду сблизил бы с огнем!

К отцу Лайли он старика отправил,

Чтоб обещал и обещать заставил.

Сказал от имени его старик:

«Как ты, я родословною велик.

Нет равных мне — я хвастаться не стану —

По знатности, имуществу и сану.

Долины нет, где б не паслись всегда

Моих овец и коз моих стада,

Не сосчитать шатров моих стоянок,

Моих коней, верблюдов, слуг, служанок.

Всё, чем владею, я тебе отдам,

Прикажешь — брошу всё к твоим ногам,

Всё злато, серебро, всё достоянье,

Что взвесить и весы не в состоянье.

Я весь — твой раб. «Владеющий рабом

Владеет также и его добром».^[38]

Да, я твой раб. Так стань мне господином,

Тебе не зятем буду я, а сыном.

Воскликну: «Хорошо, что я твой зять!»

Я «хорошо!» готов сто раз сказать!

А нет — каким уравновесят златом

Моих страданий самый малый атом?»

Узнал отец, посланца расспросив,

О юноше из племени сакиф.

Приязнь к нему почувствовал он сразу,

Поверив сладкозвучному рассказу.

Еще не зная жениха, тотчас

Изрек: «Он — сын мой, светоч старых глаз!»

Душа его согласьем отвечала

На сватовство, но он решил сначала,

Что надо с близкими держать совет

И лишь потом посланцу дать ответ.

Пошел к жене, тайком принес известье

Он матери и дочери-невесте,

И согласилась любящая мать

Тому арабу дочь свою отдать:

«Счастливый брак — спасенье для влюбленных.

Для двух несчастных, страстью опаленных.

Став юноши красивого женой,

Лайли забудет о любви былой.

Маджнун, когда услышит весть такую,

Начнет искать красавицу другую.

Нам тоже прок от нового родства:

Все прекратятся толки и молва».

Когда те беды над Лайли нависли,

Как локоны, пришли в волненье мысли.

Она заплакала, краснее роз

Глаза-жасмины сделались от слез.

А розы щек, пленявшие красою,

Вдруг увлажнились жемчугом-росою.

Где силы взять, чтоб переспорить мать.

Чтоб непокорной стать, где силы взять?

Но нет и силы, чтоб нарушить слово,

Забыть навеки друга дорогого.

Молчала, чтобы мужество найти,

Чтоб средство от супружества найти,

Но родичи ее решили властно:

«Молчит невеста, стало быть, согласна».

И юноше пришел ответ от них:

«Да к свадьбе приготовится жених».

Тогда увидел с радостью влюбленный,

Что все к нему созвездья благосклонны.

Казалось, головой достиг Плеяд,

Свершить готовый свадебный обряд.

Когда невеста смуглая Востока

Оделась тьмою с наступленьем срока

И небосвод кадильницы разжег,

Жених украсил светочем чертог:

Всё племя пусть союз благословит их!

Он пригласил на свадьбу именитых,

И брачный договор соединил

Луну с одним из молодых светил.

Тут стали деньги, золото со звоном