На языке любви слова творишь ты.

Все мысли, поучения твои,

Советы, изречения твои

Мне мудрости сверкают жемчугами,

В ушах моей души висят серьгами.

Нив чем тебя не упрекну, о нет,

Однако я на все найду ответ.

«Твое, — ты говоришь мне, — поведение —

Безумие, любовное смятенье».

Согласен! И воскликну много раз

Любовь — мой труд единственный сейчас!

Любовь — мой путь единственный и строгий.

Избави бог идти другой дорогой!

Тот, чья душа любовью не полна,

Не стоит и ячменного зерна.

Любовь для сердца мужа есть лекарство

От времени и от его коварства.

«Любви, — сказал ты, — недостойна та,

Чей корень плох, основа не чиста».

Но всех красавиц корень чист единый.

Все происходят от воды и глины.

В красе предвечной — чистый корень их,

Тот счастлив, кто красе покорен их.

«Лайли, — сказал ты, — красотой — царица,

Но родословной — нам в рабы годится».

Кто любит, для того любовь — весь свет,

Ему до родословной дела нет!

Кто впал в любовь, кто у огня во власти,

Есть отпрыск сердца, порожденье страсти.

К тому, что существует, слеп и глух,

Чья пища не существенность, а дух.

Он для любви отца и мать отвергнет,

Злокозненность и благодать отвергнет!

Сказал ты: «О влеченье к ней забудь,

Ты должен верности покинуть путь»,

Но чужд мне от любви отказ, тем боле

Что я бессилен, не в моей он воле.

Задолго до того, как мир возник,

Шесть букв изобразили в книге книг.

Любовь — всего шесть букв. Их написали

В душе, на самой огненной скрижали.

Пусть душу я ногами раздеру,

Ужель в душе те буквы я сотру?

Все буквы в этом слове светлолики,

Стереть такие буквы — грех великий.

Сказал ты мне: «Удел того жесток,

Кого прельщает лишь один цветок».

Так пусть Лайли-цветок вовек не вянет,

В земном саду моим уделом станет!

Я — плоть ее, она моя душа,

Я ей хорош, она мне хороша.

Пусть мы умрем, разлучены сурово, —

Удела нам не надобно другого.

Дышу любимой, а подруга — мной,

Нам радости не надобно другой!

«Ее, — сказал ты, — племя нам враждебно,

Нам против мести ненависть потребна».

Но мне, кому любовь отверзла грудь,

Ужели месть опасна чья-нибудь?

Война племен ужели растревожит

Лайли, что без меня дышать не может?

Мне самому вселенная тесна,

Воюю против всех, кто не она,

А коль она отвергнет мир со мною,

На самого себя пойду войною!»

В глазах отца затмился белый свет,

Когда он Кайса услыхал ответ,

Он понял: Кайс — как вьюк, что ненароком

Упал и бурным унесен потоком.

От наставлений он замкнул уста.

К чему теперь советов правота?

Он понял: поучения излишни,

Несчастному поможет лишь всевышний.

ЗНАТНЫЕ МУЖИ ПЛЕМЕНИ БАНИ-АМИР СОВЕТУЮТ ОТЦУ МАДЖНУНА ЖЕНИТЬ СЫНА НА КАКОЙ-НИБУДЬ КРАСАВИЦЕ, ДОСТОЙНОЙ ЕГО ЛЮБВИ, И ТЕМ САМЫМ УТИШИТЬ ЕГО СТРАСТЬ

Когда слова отца не помогли

Маджнуну, дни влачившему в пыли,

Пришли мужи, знатны и белоглавы,

Сказали старцу, смысл являя здравый:

«О утвердивший в племени амир

Среди смятений мира свет и мир!

Твой сын людским глазам дарует зренье,

Трепещущим сердцам — успокоенье.

Поскольку с ним слились любовь и страсть,

То стала неминуемой напасть.

Однако тот, чье сердце стало хворым

И чье спасенье — в исцеленье скором,

Иль страннической двинется тропой,

Иль обратит свой взор и ум к другой.

Но молод Кайс, и не настали сроки,

Чтоб юноша предпринял путь далекий.

Так поищи красавицу скорей,

Что прелестью прославилась своей.

Соедини их брачным договором, —

На свой удел да взглянет новым взором,

Быть может, Кайс утешится женой,

Лайли забудет для любви иной.

Он страсть к жене в своей душе разбудит,

А о Лайли и думать позабудет».

Обрадовала сердце старика

Та мысль, что показалась глубока,

Он Кайса усадил перед собою

И молвил сыну с ласкою живою:

«Моей судьбе помог светиться ты,

Для ока моего — зеница ты,

Мое ты упованье и стремленье,