Который, вздох услышав, стон один,

Поймет, где истинных скорбей основа,

А где притворство мнимого больного,

Поймет, где правда истинных святынь,

А где всего лишь марево пустынь!

Но в наши дни не таковы владыки.

Смотрите — за динар золотоликий

Оправдан будет ими и злодей,

Который грабил, убивал людей.

У этих шахов правды не найдете,

Лишь золотой динар у них в почете!

ЗУЛЕЙХА ПРИХОДИТ ВО ДВОРЕЦ ЮСУФА. БЛАГОДАРЯ ЕГО МОЛИТВЕ К НЕЙ ВОЗВРАЩАЮТСЯ МОЛОДСТЬ И КРАСОТА

Что для влюбленной, чья пылает кровь,

Отрадней, чем любимого любовь?

Как ей войти в его души чертоги?

Как сбросить с сердца тяжкий груз тревоги?

Как сесть пред ним и как начать рассказ,

Так много раз рассказанный до нас?

Как тайной поделиться с ним заветной?

Как вызвать в нем огонь любви ответный?

Когда, от дел державных отдохнув,

Уселся во дворце своем Юсуф,

Вошел глава придворных, молвил слово:

«О ты, чья честь — венец всего земного!

Ты помнишь ли ту нищенку? Теперь

Она пришла, в твою стучится дверь.

Ты приказал мне, чтобы я с дороги

Ту женщину привел в твои чертоги».

Сказал Юсуф: «О чем пришла с мольбой?

Ступай, узнай и помоги слепой».

А тот: «Не так она глупа, чтоб ныне

Лишь мне поведать о своей кручине».

Сказал: «Тогда войти ей разреши,

Пусть нам откроет боль своей души».

И вот, как пламя заплясав живое,

Смеясь, она вошла в его покои.

Была ее улыбка так светла,

Что скажешь: роза снова расцвела!

Таким веселым удивлен приходом,

«Кто ты? — спросил Юсуф. — Откуда родом?»

Ответила: «Я — та, что, полюби,

Всем царствам мира предпочла тебя.

И злато, и каменья раздала я,

И жизнь свою сожгла, тебя желая,

Тоскуя по тебе в чужом краю,

Я погубила молодость свою,

Но ты, влеком красавицею властью,

Ушел, забыл меня с моею страстью».

Юсуф заплакал, зарыдал навзрыд,

Когда узнал, кто перед ним стоит.

Спросил: «Что стало, Зулейха, с тобою?

Как сделалась ты нищенкой седою?»

Когда он имя произнес ее,

Она упала, впала в забытье.

Казалось: от беспамятства хмельная,

Забылась, голосу его внимая.

Когда она в себя пришла опять,

Юсуф ей стал вопросы задавать:

«Где молодость твоя, краса былая?»

«Увяли без тебя та и другая».

«Какая ноша стан согнула твой?»

«Грусть по тебе — тяжелый груз живой».

«Кто виноват, что стала ты незрячей?»

«Моих кровавых слез поток горячий»,

«Где золото твое, твои венцы?

С камнями драгоценные ларцы?»

«Тем, кто о красоте твоей рассказы

Рассказывал, рассыпав слов алмазы,

Я отдавала, к их припав ногам,

Всю жизнь мою в придачу к жемчугам,

Их головы венцами украшала

И прахом у порога их дышала.

Нет злата у меня и нет камней,

Лишь сердце есть — ларец любви моей!»

«Что за мечта теперь тебя тревожит?

Твое желанье кто исполнить может?»

«Лишь о тебе все просьбы и мечты,

Меня утешить можешь только ты.

Дай клятву мне, что жребий мой суровый

Ты облегчишь, — я с уст сниму оковы,

А если нет — уста свои сомкну,

Останусь у тоски своей в плену!»

Поклялся он призванием пророка,

Могуществом, не знающим порока,

Способным вырастить в костре цветник^[26]

И божьей милости открыть родник:

«Всё то, что я смогу, исполню сразу,

Твоей внимая просьбе, как приказу!»

— «Сперва красу и юность мне верни,

Чтоб расцвела я, как в былые дни,

Затем верни мне зренье, молви слово,

Чтоб на тебя взглянуть могла я снова».

Он для мольбы уста раскрыл тогда —

Из уст живая пролилась вода,

И к мертвой красоте душа вернулась,

И юность, радостью дыша, вернулась!

Река вернулась в прежнее русло —

Приволье молодости расцвело!

Ночною тьмой седой рассвет сменился,

И мускусным камфарный цвет сменился.

Избавились глаза от пелены

И снова стали зрением сильны.

Стан распрямился — кипарис высокий,

Вновь посвежели и чело и щеки.

Где сорок лет и нищеты и бед?

Ей снова стало восемнадцать лет!