Известно всем: цвет счастья — красный цвет,

А кто скорбит, тот в синее одет.

Смотри: черты ее лица — скрижали,

Там письмена кровавые пылали!

Твердила: «Кто, как я, тоской объят?

Кому, как мне, достался жгучий яд?

Сама себе я выколола очи,

Сама себя столкнула в пропасть ночи,

Сама низвергла на себя топор, —

Кто из людей мне равен с этих пор?

Сама несчастья подняла я ношу,

Умру, а наземь груза я не сброшу!

Увы, душа моя была в огне,

Когда красавца привели ко мне,

Перехитрить судьбу мне надлежало,

Но за полу его не удержала!

Теперь не знаю, как спасти себя,

В безумье жалком дни свои губя».

Так плакала бессонными ночами,

Измучив сердце горькими речами,

Дрожала, свежесть ветерка вдохнув, —

Во всем, везде ей чудился Юсуф!

Она в руках сжимала то и дело

Рубашку, что его касалась тела,

Она вдыхала, горечи полна,

Как запах розы — запах полотна.

Она к глазам рубашку прижимала

И воротник, тоскуя, целовала.

«Ты — нить моей судьбы, о воротник,

Ты шею обнимать его привык!»

Как бы пожатьем победив разлуку,

В рукав рубашки продевала руку,

Дышала трепетно и горячо,

Как бы почувствовав его плечо.

Прикладывала полные надежды

Свои глаза к краям его одежды,

Даря свои лобзания поле,

Валялась в унижение на земле.

Венец увидев, что теперь не нужен

Был узнику, — немало слез-жемчужин

Из глаз роняла, как бы говоря.

«Утратил мир прекрасного царя!»

Взглянув на пояс, говорила. «Стану

Ему рабой, к его приникну стану!»

Казалось, как газель, умрет от ран,

На шею повязав его аркан.

Его увидев шелковые платья,

В слезах стремилась к милому в объятья,

Слезами расцветив свою тоску,

Узоры выводила на шелку

Как сладко было ей в живой печали

Облобызать ремни его сандалий!

Ей стать бы этой обуви четой,

Иначе жизнь окажется тщетой!

Его ремнем затягивалась — кожа

Ремня со жгучей раной стала схожа..

Так проводила дни свои она,

В одежду горести облачена.

Теперь всем сердцем поняла унылым,

Как тяжела, черна разлука с милым!

Она раскаивалась, сделав зло,

Но лишь терпенье ей помочь могло.

А как терпеть, коль жизнь она готова

Отдать за прелесть лика молодого?

Когда придет возлюбленной черед,

Вслед за подругой верный друг умрет.

Разлука станет болью исступленной,

Коль близок был с возлюбленной влюбленный,

А для не знавших близости — не столь

Безмерна и ужасна эта боль.

Она, страдая, отреклась от страсти

И заточила собственное счастье.

И что же? Смерть свою звала теперь,

Кричала, билась головой о дверь,

На крышу, как дозор, она взбиралась,

Упасть, разбиться, что ли, собиралась?

Иль в косах цвета ночи, как в петле,

Хотела жизнь окончить на земле?

Невмоготу ей стало жить на свете,

Она искала горький яд в шербете,

Она искала смерти каждый час,

От наслаждений мира отрешась.

Кормилица ей целовала ноги,

Молилась богу в смуте и тревоге,

Желала ей: «Да обретешь ты вновь

Возлюбленного и свою любовь,

Да обретешь в разлуке радость встречи,

Да горе от тебя уйдет далече!

Нельзя же так безумствовать, скорбя!

Очнись и наконец приди в себя!

Из-за тебя сердца друзей в унынье, —

Кто делал то, что делаешь ты ныне?

Я знаю свет, послушай мой совет:

Терпи, терпи, иного средства нет!

Себя в огне безумия не мучай,

Залей водой терпенья пламень жгучий.

Ты, вихрь несчастий встретив на пути,

Соломинкой бессильной не взлети.

Ты стой горой среди пути земного.

Терпенье — счастья вечного основа.

Терпенье, увенчав твои труды,

Тебе надежды принесет плоды.

Терпенье той волшебнице подобно,

Что воду в жемчуг превратить способна.

Терпенье превращает в злак зерно, —

Насытит хлебом путников оно.

Терпение, призвав на помощь время,

В дитя в утробе превращает семя!»

Ища успокоенья, Зулейха