На господина своего ковер, —
Пройдет в позоре через всю столицу,
Он будет, жалкий, заключен в темницу!»
Но, глядя на красавца, весь народ
В Египте говорил: «Глашатай врет!
Ужели тот, кто так прекрасен с виду,
Мог нанести кому-нибудь обиду?
Он — ангел, а известно издавна.
Над ангелом не властен сатана.
Прекрасно встарь изрек мудрец великий
«Не ведает греха прекрасноликий.
У тех, чей лик прекрасен, хороша,
Еще красивей, чем лицо, душа.
Но хуже мерзкого лица урода
Его душа и вся его природа.
Как чужды мерзким добрые дела,
Чужда красивым грязь греха и зла!»
На всем пути Юсуфа избивали
И бросили в темницу, в дом печали.
В тюрьму пошел он, юностью дыша —
Так входит в тело мертвое душа.
Явил он узникам лицо владыки,
И подняли они в темнице крики.
Его лица увидев благодать,
Они оковы стали разбивать.
Для них кандальный звон стал звоном воли,
Ошейник — ожерельем светлой доли.
Их горе сделалось горой добра,
Пушинкой легкою — скорбей гора.
И впрямь: когда прибудет муж безгрешный,
То станет раем даже ад кромешный,
Когда блеснет его чудесный лик,
То превратится даже печь в цветник.
А Зулейха, когда свершилось дело,
Начальнику тюрьмы сказать велела
«Ты впредь не будь с несчастным слишком строг
Сними ошейник с шеи, цепи — с ног.
Одень его, как юного супруга, —
Прекрасный стан пусть не дерет дерюга!
Венцом богатым узника укрась,
Смой с головы его несчастий грязь.
Ты отведи ему покой особый,
Держи его вдали от вашей злобы.
Светильник ты внеси в его покой,
Пролей на стены мускус дорогой,
Покрой парчою пол, как у вельможи,
Из бархата и шелка сделай ложе».
Но в том покое узник распростер
Пред господом смирения ковер.
Юсуф мирскую позабыл тревогу
И, как всегда, молиться начал богу
Когда мужчина видит божий дар
В том, что избавился от женских чар,
То никакой беды он не страшится-
Над ним простерта господа десница.
А если и страшит его беда,
Он ждет, как счастья, божьего суда!
ЗУЛЕЙХА РАСКАИВАЕТСЯ В ТОМ. ЧТО ОТПРАВИЛА ЮСУФА В ТЕМНИЦУ
Как в нашем древнем голубом чертоге
Несведущ человек, умом убогий!
Увы, не видит блага своего
Неблагодарнейшее существо!
Не ценит благ, пока их не утратит,
И дорого потом за это платит!
Любовью пламенной пресытясь вдруг,
Легко с подругой расстается друг,
Но терпит он неслыханные муки
И тает как свеча в огне разлуки.
Когда Юсуф, как луч, в тюрьму проник,
То в ней расцвел для узников цветник.
Для Зулейхи ее дворец был садом,
Пока Юсуф с ней находился рядом,
А без него, без пальмы молодой,
Ее дворец стал для нее тюрьмой.
И в той тюрьме из-за разлуки вскоре
Стократ сильней влюбленной стало горе.
Печален для влюбленных тот приют,
Где призраки былой любви живут
Без розы разве есть в саду отрада?
Одни колючки на дорожках сада!
К чему колючки? Чтоб еще больней
Тоска тебя пронзила, соловей!
Увидев сад без розы, словно завязь
Она зажглась, от горя окровавясь.
Тоске души влюбленной не дивись:
Как перышко, душа взлетает ввысь!
Влюбленная, чтоб легче стало сердцу,
Пред гостьей-счастьем открывает дверцу.
Царапая свой лик, его звала,
Пылая, волосы свои рвала,
А лик и кудри — не душа ль влюбленной,
Разлукой и тоской испепеленной?
В литавры битвы стала бить она:
Разлуке, мол, объявлена война,
Но, войско красоты возглавив смело,
Всё ж в битве пораженье потерпела...
Не высыхали слезы на глазах,
А голову ее осыпал прах.
Из слез и праха вышло столько глины
Для сердца, превращенного в руины!
Но сердце, что разрушила любовь,
Не восстановишь этой глиной вновь.
В рубины губ она вонзала зубы,
Терзала сердоликовые губы, —
Иль кровь из сердца просочилась вдруг,
И охватил страдалицу испуг?
Где были розы — лилии отныне:
Так щеки от ударов стали сини.