Чтоб я не видел больше эти лица!
Язык соблазна, сладострастный взгляд,
Боюсь, меня от бога отвратят.
И если ты от сих блудниц лукавых,
Забывших о законах и уставах,
Не вызволишь меня, то горе мне:
Придется жизнь прожить в позоре мне!»
Поскольку о тюрьме он стал молиться,
То и была ему дана темница,
А попросил бы волю дать ему —
Не бросил бы господь его в тюрьму:
Тогда Юсуф не ведал бы до гроба,
Что значит гнет и мерзких стражей злоба.
ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЫ ПОДСТРЕКАЮТ ЗУЛЕИХУ ОТПРАВИТЬ ЮСУФА В ТЕМНИЦУ
Распутницы, что, как своим богам,
Служили только собственным грехам,
Увидели, что чужд Юсуф порока,
Что предан целомудрию глубоко.
Поняв, что к солнцу не пристанет грязь,
Они, в мышей летучих превратись,
Сошлись, жену азиза подстрекая,
В тюрьму Юсуфа бросить предлагая:
«Ты — чистая, достойная жена,
И так страдать из-за раба должна!
Пускай Юсуф зачат не девой рая,
Ты не мечтай о нем, его желая.
Старались мы, чтоб он любовь постиг,
У каждой как напильник стал язык.
Но оказался твой Юсуф железным,
А языка напильник — бесполезным.
Темницу горном сделаться заставь
И то железо в пламени расплавь.
Расплавится, познав пыланье горна,
И станет кузнецу оно покорно.
А если сталь останется тверда,
Тебе не покорится никогда».
Внушили Зулейхе, что лишь темница
Поможет с милым ей соединиться.
Она, спеша к блаженству своему,
Его решила заточить в тюрьму...
Когда в любви благого нет порыва,
Она бездушна и себялюбива.
Тогда предмет любви всего лишь вещь,
Тогда огонь любви жесток, зловещ,
Пахучей розой овладеть желая,
Вонзит в нее шипы любовь такая..,
Однажды с мужем Зулейха легла.
Сказала: «Надо мной сгустилась мгла,
Из-за раба должна страдать в Египте,
Меня хулят и чернь и знать в Египте!
Смотри же, вся уверена страна,
Что я в раба-красавца влюблена,
Что, пронзена его стрелой каленой,
Я трепещу, как дичь в степи зеленой,
Что ранена я собственной тоской,
Одна стрела сидит в стреле другой,
Что целиком ему принадлежу я,
Ему, слуге, в своей любви служу я.
Везде шумит молва так почему
Не заточишь ты юношу в тюрьму?
Пусть он пойдет в тюрьму, как виноватый,
Пусть возгласит на улицах глашатай:
«Он господина оскорбить хотел, —
Смотрите же, каков его удел!
Пятой ступил он на ковер владыки,
Забыв о том, что страшен грозноликий!»
Тогда увидят все, что я чиста,
Твой гнев закроет лживые уста».
Для мужа речь жены была утешна,
Азиз подумал, что она безгрешна.
Сказал: «И мне покоя не дано.
Об этом деле думаю давно,
Но жемчуг мысли мной не обнаружен,
А мысль твоя — ценнее всех жемчужин,
Теперь в твоих руках его судьба,
Твоею жертвой сделаю раба».
Согласье мужа получив сначала,
Она пришла к Юсуфу и сказала:
«Тоска и сладострастье ты мое,
Единственное счастье ты мое!
Азизом власть дана мне над тобою,
Владею ныне я твоей судьбою.
Я захочу — пошлю тебя в тюрьму,
А захочу — до неба подниму.
Смирись: доколь терпеть твое упорство?
Смирись, покорство лучше непокорства!
Приди ко мне, как самый близкий друг,
Меня избавь от зла, себя — от мук.
Дай счастье мне — воздам тебе сторицей,
Я вознесу тебя над всей столицей.
А не поступишь так, как я хочу, —
Навек тебя в темницу заточу.
Но чем сидеть в темнице, в подземелье,
Не лучше ли со мной сидеть в веселье?»
Юсуф ответил, тяжело вздохнув, —
Ты знаешь сам, что ей сказал Юсуф!
Такой ответ в ней вызвал ярость злобы.
Она велела грубым стражам, чтобы
С него сорвали золотой венец, —
В дерюгу пусть оденется юнец!
И вот железы у него на теле,
В ошейник рабства голову продели,
И вот его погнали на осле,
Как некогда Ису по той земле.
На улицах кричал глашатай резко:
«Отныне каждый раб, который дерзко
Ногою ступит, как злодей и вор,