Вновь подтвердил без слов — вскипела вновь,

Сильнее стала Зулейхи любовь.

Сказала женщинам: «Себе от страсти

Порезали вы руки до запястий,

Один лишь раз на юношу взглянув, —

Так странно ли, что нужен мне Юсуф?

Теперь от вас я жду не укоризны,

Я помощи прошу во имя жизни!»

Тогда она услышала от жен-

Вины признанье, извинений звон:

«Юсуф — могучий шах в державе сердца,

Где все покорны воле самодержца.

Кто смеет, на него взглянув хоть раз,

Не выполнить любой его приказ?

Простительно к такой красе влеченье —

Ведь в ней самой содержится прощенье!

Разумное найдется ль существо,

Что сразу не влюбилось бы в него?

За страсть к Юсуфу кто тебя осудит?

Никто из нас тебя винить не будет.

Хотя сей мир вращается давно,

Таких красавцев мало рождено,

Пусть каменному сердцу стыдно станет,

На страсть твою пусть он с любовью взглянет»,

Юсуфа стали наставлять потом:

«О ты, кто осчастливил этот дом!

О ты, чья красота подобна чуду,

Чье имя доброе гремит повсюду!

Ты — роза без колючек в том саду,

Где счастье в спутники берет беду.

Ты нам сияешь в первозданных звездах,

Украсив пламя, землю, воду, воздух!

Не заносись в своей гордыне ввысь,

Ты к нам с престола чуточку спустись.

Вот Зулейха — пыль на твоей дороге,

Так не топчи ее, надменный, строгий.

Ты пыли не отказывай в любви,

Ей милость, целомудренный, яви!

Расстанься ты с уклончивою речью,

Пойди желанью пылкому навстречу.

Пусть даже эта страсть тебе чужда —

Той помоги, кого гнетет нужда.

Будь благодарен за любовь и дружбу

И, благодарный, сослужи ей службу.

Забудь свою гордыню, покорись,

Не то боимся мы, о кипарис,

Что будешь ты из-за своей гордыни

Страдать в неволе, слезы лить в кручине.

Мы знаем, что отчаявшийся друг

Становится врагом опасным вдруг.

Мы знаем: грозного страшась потока,

Погубит мать свое дитя жестоко.^[24]

Тебе грозит темницей госпожа.

Там стерегут злодеев сторожа.

Темна, тесна, как грешника могила,

Темница всё живое устрашила.

Приговоренных к смерти там приют,

Туда ни свет, ни ветер не пройдут,

В тюрьме у всех людей дыханье сперто,

Над ней десница бога не простерта.

Там воздух стал рассадником чумы,

Как нива зол холодный пол тюрьмы,

Там сверху к страшной казни приговоры

Там на дверях отчаянья затворы.

Тюрьма — как склянка, полная смолы,

Ее жильцы одеты в кандалы.

Там скатерти плодами не покрыты,

Там только собственною жизнью сыты,

Там стражи словно созданы для бед,

Соседа ненавидит там сосед.

На лицах стражей частые морщины —

Тюремные решетки для мужчины.

Черны обличья стражей, как зола,

Их злоба сжечь бы целый мир могла!

К чему ж такая мрачная темница

Тебе, чьей красотою мир гордится?

Во имя блага и судьбы своей

Ты Зулейху отныне пожалей.

Не то она из сердца страсть изринет,

Не то она тебя в темницу кинет

Ты к ней склонись, как к письменам перо,

Чтоб на скрижалях начертать добро.

А если сердце счастья не получит

И прелесть Зулейхи тебе наскучит,

То, скрывшись от ее влюбленных глаз,

Ты стань любовником одной из нас.

Ты посмотри, как мы прекрасны, юны,

Мы — красоты блистающие луны.

Уста раскроем — Зулейха тогда

Свои уста закроет от стыда:

Им не сравниться с нашими устами,

И вся она бледнеет перед нами».

Когда Юсуф услышал, поражен,

Призывы, уговоры хитрых жен

Не только ради Зулейхи несчастной,

Но ради них ступить на путь опасный,

Отвергнув честь, и разум, и закон, —

Он отвернул свой лик от знатных жен.

Он поднял руки, обратился к богу

«Ты указуешь страждущим дорогу,

Безгрешных, целомудренных храня,

От всякого несчастья ты броня.

Отшельнику в уединенной келье

Даруешь непорочное веселье.

Тюрьма гораздо больше мне мила,

Чем этих грешниц речи и дела.

Навек да станет мне жильем темница,