Навеки он покинул счастья дом.

Я побежала, гневом пламенея,

Ему вослед, я догнала злодея,

Схватила за рубашку и кусок

Оторвала, как розы лепесток.

Достойно недостойного карая,

Скажи, что ждет его тюрьма сырая!»

Был вне себя азиз от этих слов.

Сказал Юсуфу, гневен и суров:

«Твоя душа бесчестьем осквернилась.

Ты видел от меня добро и милость,

Но ты ответил злом, добро забыл,

Съев соль мою, солонку ты разбил».

Был страшен гнев азиза, грозен голос.

Юсуф дрожал, сгибаясь, точно волос...

ГРУДНОЙ РЕБЕНОК СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О НЕВИНОВНОСТИ ЮСУФА

В темницу стражник узника повел —

В обитель всяких горестей и зол.

Поник Юсуф, обиженный судьбою,

Чуть слышно к богу обратись с мольбою:

«Ты ведаешь начала и концы,

Перед тобой склонились мудрецы,

Ведешь от зла к добру, от мрака к свету,

Когда же ты раскроешь тайну эту?

Ты видишь, помыслы мои чисты,

Освободи меня от клеветы.

Свое свидетельство яви мне мудро,

Да прояснится правда, словно утро!»

Из лука он стрелял, чья мощь светла, —

И в цель впилась его мольбы стрела.

При Зулейхе в то время находилась

Служанка, что родней ей приходилась.

Она растила, душу обретя,

Трехмесячное милое дитя.

Еще ни разу, тихий как овечка,

Не проронил ребенок ни словечка.

Но вдруг он закричал: «Не торопись!

Страшись, страшись возмездия, азиз!

Ты от Юсуфа отврати удары:

Награды он достоин, а не кары!»

Азиз был этой речью изумлен.

С учтивостью ответ промолвил он:

«На языке твоем есть вкус молочный!

Ты — голос неба, чистый, непорочный!

Скажи мне правду: кто зажег костер?

Кто честь мою спалил, поверг в позор?»

Сказал ребенок: «Пусть я незаметен,

Я не терплю ни клеветы, ни сплетен.

Недаром черен мускус: о себе

Болтает всюду, склонный к похвальбе.

Цветы весной влекут нас не случайно:

Завесу сбросив, их раскрылась тайна.

Хотя не сплетник я, не клеветник,

Хочу, чтоб в эту тайну ты проник.

Пойди взгляни, чтоб получить понятое,

Как у Юсуфа разорвалось платье.

Коль спереди разорвано, сочтем,

Что невиновна Зулейха ни в чем,

Что все слова Юсуфа — ложь пустая,

Что он тебе солгал, спастись желая.

Но коль рубашка сзади порвалась,

То слово Зулейхи — поклеп и грязь.

Юсуф не виноват, чист без изъяна,

А Зулейха идет стезей обмана».

Азиз, ребенка выслушав наказ,

Пошел, рубашку осмотрел тотчас,

Увидел: сзади порвана рубашка,

И стало у него на сердце тяжко.

Он упрекал коварную жену:

«Я вижу ложь твою, твою вину.

Юсуфа опорочить ты хотела —

Сама какое сотворила дело?

Ты чистоты покинула тропу,

Пылая страстью к своему рабу.

Сперва Юсуфа соблазнить пыталась,

Потом его же обвинить пыталась.

От грешных жен в тоске мужей сердца,

Не видно женским хитростям конца.

Коварство жен — позор мужей почтенных,

Страдают мудрецы от жен презренных.

Да не вредит нам хитрая жена —

Сама погибнуть хитрая должна!

Ступай, грехи замаливай отныне

В позоре, в одиночестве, в унынье.

Рыдая от зари и до зари,

Свой грех ты в книге дней своих сотри.

А ты, Юсуф, на жребий свой не сетуй,

Ни с кем не говори о тайне этой.

Ты доказал: чужда тебе вина,

Твоя безгрешность стала нам видна.

Раскрывший тайну сам потом заплачет:

Гораздо лучше тот, кто тайну спрячет».

Ушел азиз, такую речь сказав.

Весь мир его хвалил за добрый нрав.

Цени многотерпенье, но не очень,

Похвально снисхожденье, но не очень!

Жена, что мужу слишком дорога,

Наставит добродушному рога.

Ты за женой следи, страшась обмана,

Чтоб честь твоя не рухнула нежданно.

ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЫ ОСУЖДАЮТ ЗУЛЕЙХУ, НО ОНА ЗАСТАВЛЯЕТ ИХ УМОЛКНУТЬ

Любовь так самовластна и светла,

Что ей ничто — позор или хула.

Ей не страшны укоры и упреки:

Лишь разожгут сильней огонь высокий.

Укор в саду любви, как садовод,