Дойдет к азизу слух об этой страсти —

Он на меня обрушит все напасти».

Сказала: «Не тревожься, мой кумир.

Устрою в честь азиза пышный пир.

Я кубок поднесу — он пьяным станет,

До воскресенья мертвых не воспрянет.

Есть у меня несметное добро:

Каменья, золото и серебро.

Я искуплю твой грех, раздам их нищим,

Нас бог простит, и счастье мы отыщем».

— «Я не из тех, — Юсуф сказал в ответ, —

Кто ищет счастья ближнему во вред».

Сказала. «Ты противишься сближенью,

Чтоб стала я для стрел тоски мишенью.

Хитришь, лукавишь, хочешь ты уйти,

А ложь у прямодушных не в чести.

Клянусь, кривым путем идти не стану,

Я не склонюсь к лукавству и обману.

Смотри: горю я, как тростник сухой,

А ты смеешься над моей тоской.

Смотри: грозит бедою это пламя, —

Приди, залей водою это пламя!»

Она рыдала, руки протянув,

По-прежнему упорствовал Юсуф.

Воскликнула тогда: «О многословный,

Упрямец, в горести моей виновный!

Я вижу: речь твоя — пустой ответ,

В таких речах нужды и смысла нет.

Когда мою ты шею не обнимешь,

Себе на шею кровь мою ты примешь.

Кинжал возьму я — ивовый листок,

И кровью обагрю я свой чертог.

С душой своей разъединю я тело,

Медлительность твоя мне надоела.

Когда азизу принесут слова,

Что я лежу у ног твоих мертва,

В его горячем сердце вспыхнет злоба,

Тебя убьет он, мы погибнем оба.

Мы заключим в могиле наш союз,

И наконец-то я с тобой сольюсь!»

Достала Зулейха, раскинув ложе,

Кинжал, на ивовый листок похожий.

Сжигала душу страстную гроза,

Алкало тело, и в слезах глаза.

Вскочил Юсуф, увидев слезы страсти,

И руку обхватил ей, как запястье.

«О Зулейха, — воскликнул, — не спеши,

Исполню я мечту твоей души.

Ты страждешь, но страданья удалю я,

Ты жаждешь — встречей жажду утолю я».

Красавица, владычица сердец,

Услышав речь такую наконец,

Подумала, что пробило сближенье,

Что ей принес любимый утешенье.

Тогда кинжал отбросила она,

К другим прибегла способам луна:

В его уста впилась она с весельем

И шею обхватила ожерельем.

Душа, где страсти не было границ,

Мишенью стала для его ресниц.

Она его жемчужины хотела

И превратила в раковину тело,

Но в ту мишень Юсуф не стал стрелять,

Он раковины не сломал печать.

Не просверлил жемчужину алмазом:

Его удерживали честь и разум.

Стрелою ринулся к дверям Юсуф,

Он убежал, все двери распахнув.

Она — за ним, терзаясь от потери,

Его настигла у последней двери,

Схватила за рубашку, вся в огне, —

Разорвалась рубашка на спине.

Но вырвался красавец с болью тяжкой,

Он розой был с разорванной рубашкой.

Она, одежды разорвав свои,

Как тень упала наземь в забытьи.

ЮСУФА ОТПРАВЛЯЮТ В ТЮРЬМУ

Пером начертан облик сказки ясной-

Когда он вырвался из рук несчастной,

Ее супруга он увидел вдруг:

Азиз пришел в сопровожденье слуг

Заметил сразу юноши волненье,

Хотел его услышать объясненье.

Страдалец начал вежливую речь,

Не жалуясь, чтоб тайну уберечь.

Он ласково был выслушан владыкой,

И тот повел Юсуфа к луноликой.

Очнувшись и увидев их вдвоем,

Решив. Юсуф поведал обо всем.

Сказала Зулейха: «Властитель правый,

Опора справедливости и славы!

Какой достоин кары тот злодей,

Который оскорбил твоих друзей?»

Азиз — в ответ: «Скажи, краса вселенной,

Кто сей злодей, преступный и презренный?»

А Зулейха: «Вот этот раб, еврей,

Что всем обязан милости твоей.

Спала я в тишине уединенья,

И не было в душе моей смятенья.

А он, как вор, приблизился ко мне,

Охотясь на египетском гумне.

Пока я сплю, задумал он, бесчестный,

Войти в мой сад и плод сорвать прелестный.

Лишь руку протянул ко мне, глупец,

Чтобы открыть желания ларец,

Проснулась я, увидела я вора,

Он задрожал от страха и позора,

Из дома побежал, гоним стыдом, —