О, будь я Нилом — красотой волнуем,

К его ногам припал бы с поцелуем!»

Пред ним готово было солнце пасть,

Низвергнуть в Нил пылающую страсть,

Но, будучи Юсуфа недостойно,

От Нила удалилось беспокойно.

Приблизившись к воде, нежней луны

Коснулся он играющей волны.

Теперь, водою окружен речною,

Он лилией казался водяною!

Душа, казалось, в плоть воды вошла —

Так нагота была его светла!

Своих кудрей цепочки он расправил,

Но рябь, как цепи, на воде оставил,

И вот — попасть в силки его кудрей

Стремилось всё живое поскорей!

То воду на голову из ладоней

Он лил, дыша всё глубже, учащенней.

То гладил щек румяных лепестки,

То гладил гиацинтов завитки.

Омыв себя от грязи и от пыли,

Восстал он, словно кипарис, на Ниле.

Рубашку он надел: то белый цвет,

Казалось, белым серебром одет!

Он золотом парчи украсил тело,

А золото рисунками блестело,

На голову надел златой венец,

Поправил волосы — соблазн сердец,

Обдав Египет благовоньем масел,

Свой стан блестящим поясом украсил.

Красавца посадили в паланкин.

Ждал юношу Египта властелин.

Престол воздвигли пред дворцом, на воле.

И восседал властитель на престоле.

Красавицы, дыханье затаив,

Томились: вправду ли Юсуф красив?

Вот опустили паланкин пред троном,

Пред миром, к паланкину устремленным!

Случилось так, что пасмурен был день,

На солнце темных туч упала тень.

Малик сказал: «Сияющий невинно,

О, выходи, Юсуф, из паланкина!

Ты — солнце, так сними с лица покров

И стань истоком света для миров!»

Когда Юсуф восстал из паланкина,

То сразу озарилась вся долина.

Решили люди: тучам вопреки,

То солнце вознеслось из-за реки,

Но поняли, что солнце скрылось где-то,

А это он, Юсуф, источник света!

В ладоши стали хлопать все вокруг,

Возликовали египтяне вдруг:

«Какой светильник светит благодатно!

Он ярче солнца и луны стократно!»

Замолкли, головы к земле пригнув,

Красавицы: ведь их затмил Юсуф.

И вправду: если солнце разгорится,

То звездам остается только скрыться!

ЗУЛЕЙХА НА ПЛОЩАДИ ПЕРЕД ДВОРЦОМ ФАРАОНА УЗНАЕТ ЮСУФА

Увы, изныла Зулейха в тоске,

Не зная, что Юсуф — невдалеке.

Но чуяла уже душа, пылая,

Что приближается любовь живая.

Не ведая, откуда сей восторг,

Вступила с жаркой страстью в хитрый торг:

На время в степь отправиться решила,

От страсти там избавиться решила.

Но через несколько тревожных дней

Ей стало там, в степи, еще трудней.

Не помогли ни игры, ни забавы,

Не молк ее любви язык кровавый.

Вот, заглушив его, в тоске немой,

Вновь пожелала двинуться домой.

Направилась в столицу в паланкине,

С ней были верховые и рабыни.

На площади у царского дворца

Толпе не видно края и конца.

Спросила: «Отчего людей скопленье?

Иль скоро будет светопреставленье?»

— «Вот юноша, — сказали ей в ответ, —

Явивший нам благословенный свет

Из Ханаана этот солнцеликий,

Не раб, а в царстве счастья царь великий».

Взметнула покрывало Зулейха —

И юношу узнала Зулейха!

Исторгла крик блаженства и страданья,

Упала на подушку без сознанья.

Рабы, служанки госпожи больной,

В тревоге понесли ее домой.

В своих покоях Зулейха очнулась,

В сознанье из небытия вернулась.

Спросила мамка: «Видела ты сон?

Скажи мне, отчего твой крик и стон?

Из-за чего сознанья ты лишилась?

Моя отрада, что с тобой случилось?»

Ответила: «Что мне сказать, о мать?

Скажу, но буду я потом страдать!

Ты видела, каков невольник юный?

Как над толпою лик светился лунный?

О нем, о нем мечтала я в тиши,

Он мой жених, он свет моей души.

Он мне явился в странном сновиденье,

Он — мой восторг, и боль, и наважденье.

Огонь, и страсть, и горе — от него.

Тоска во влажном взоре — от него.

Из-за него, в безумии пылая,

Своим жильем Египет избрала я.