И вот наконец — дороги, дороги! Города и местечки, поля и луга. Запах отработанного керосина и аромат скошенных трав. И пыль, и солнце… Но главное — люди. Сколько их встречалось юным путешественникам, и каждый старался помочь ребятам с далекого Чистопрудного переулка, затерявшегося во многомиллионной Москве…
— Товарищ начальник отряда!
Сашко вздрогнул от звонкого голоса Феди Прибыткова, стал «смирно» и выслушал рапорт.
— Все на местах. Все готово.
— Вперед!
* * *
Ребят принял секретарь райкома комсомола — коренастый паренек в динамовской футболке. В тесном кабинете было жарко, с улицы лился напоенный запахами спелого зерна и сухого сена воздух. Секретарь радушно рассадил всех. Ивану Порфирьевичу уступил свое место.
— Клад? — переспросил он, почесывая еле пробивавшиеся белесые усики. — Партизанский отряд комиссара Прибылова? Как же, слыхал! Чудесная легенда. В ней рассказывается, что Прибылов оставил галичанам ключ счастья и рушник братства со своими восточными братьями. Зарыл он их глубоко в землю под двумя каштанами в нашем городке. Но сыщики дефензивы и петлюровцы выкрали и ключ и рушник, чтоб лишить украинцев возможности воссоединиться с Советской Украиной. Только в сентябре 1939 года Советская Армия…
— Мы знаем эту легенду, — перебил увлекшегося секретаря Сашко. — Нам надо осмотреть место, где растут каштаны.
— Возможно, клад и по сей день там! — предположила Кама.
Секретарь райкома покачал головой.
— Что касается самого клада, то еще в двадцать первом году раскопали его петлюровцы и передали пилсудчикам. За это какую-то льготу получили от властей.
— А почему партизаны стреляли? — спросил Федя. — Боец один бабушке так и сказал: «Залп был дан, и отряд разошелся!»
— Есть предположение, что в момент залпа партизаны сняли с древка свое победоносное знамя. — Голос секретаря дрогнул. — Для того, видно, так сделал Прибытков, чтобы бойцы поняли этот шаг как прекращение войны с Польшей, заключившей к тому времени с нашей Родиной мир. Своими боевыми действиями Прибытков не хотел вызвать пограничных инцидентов. Он честно выполнил свой долг…
Все минуту помолчали. Коля Сергеев поделился с секретарем впечатлениями о походе, о материалах, которые собраны экспедицией. Секретарь, внимательно выслушав, подбежал к книжному шкафу, достал из него потрепанную книгу в сером переплете.
— Вот послушайте, ребята, что рассказывает один польский автор о советских бойцах тех героических лет:
«Исключительная храбрость солдат Красной Армии была поразительна. Однажды одно из соединений Рыдз-Смиглы заняло украинскую деревню. Командир части собрал совещание. Неожиданно в буденовке и красных штанах на штаб налетел красноармеец. Из револьвера он в упор расстрелял двух генералов, полковника, набросился на штабных офицеров. Все были парализованы. Пока охрана пришла в себя, буденновец убил девять офицеров. Бросились в погоню, но никого не обнаружили…»
— К сожалению, — закончил секретарь, — имя этого героя так и не установлено. Может быть, он был из отряда Прибыткова…
— Покажите нам каштаны, — с замиранием сердца обратился Федя, поднимаясь и поправляя на груди портупею.
— Вокруг каштанов теперь наша молодежь разбила парк, — пояснили ребятам вошедшие работники райкома. — Каштаны мы бережем!..
* * *
Тридцать с лишним лет назад каштаны росли за чертой Подельска. Город вырос, и незаметно два любимых подельчанами дерева с окружавшим их буковым и ясеневым молодняком оказались в центре, посреди просторного городского парка.
Каштаны были великолепны. Их темно-зеленые продолговатые листья, перебираемые ласковым ветерком, нашептывали что-то волнующее, незабываемое. Ровные, как свечи, стволы с мощными ветвями жизнерадостно устремлены вверх, к свету. Корни, уходящие к самому сердцу земли, прочно держали крону, зонтом навешенную над поляной.
На глаза Феди Прибыткова навернулись слезы. Он явился сюда поздно: клад разграблен. Но обиды не было; он думал о том, что недостоин и стоять-то рядом с каштанами, каждый листок которых овеян боевой славой Родины, с кобзарем Иваном Порфирьевичем… И теми, кого сейчас тут нет, но кто незримо присутствовал, — Сергей Харитонович Хомчик, его сын Степа, оба старика Василько, отец и сын Васютины и многие, многие другие… Что надо сделать ему, Федору Романовичу Прибыткову, чтоб быть похожим на них?
Вытерев кулаком слезу, он резко повернулся к Коле. Тот уловил движение его губ, поднял над головой древко. В ту же секунду перед каштанами развернулся выгоревший на украинских дорогах вымпел с эмблемой пионерской экспедиции. Олег протяжно сыграл на трубе, Ина стояла рядом, и Федя слышал ее глубокое дыхание.
Иван Порфирьевич, протянув вперед руку, сделал несколько шагов к одному из каштанов. Наклонив голову, он словно прислушивался к шелесту листьев. Вот старик ласково погладил шероховатый ствол.
— Когда узнал я, что клад партизанский разыскан вороньем, принес сюда пояс, который снял тогда с командира… Пришел ночью, чтоб никто не видел. Штырем пробил нору, думал, как бы корней не повредить. Выжил богатырь! — Кобзарь повернул лицо к пионерам. — Здесь и заховал я пояс…
По знаку Ивана Порфирьевича Федя подошел к каштану. Корни его были прочно затянуты плотной дерниной. Коля подал товарищу саперную лопатку. Осторожно, чтоб не повредить дерево, Федя начал снимать дерн. После первого убранного слоя обнаружился коричневый чешуйчатый корень. Иван Порфирьевич ощупал его рукой.
— Теперь глубже.
Несколько минут Федя работал при полном молчании столпившихся товарищей. Левая рука нащупала что-то жесткое.
— Иван Порфирьевич!
Кобзарь снова опустил руку в вырытое отверстие.
— Это новый корень, — определил он. — Бери правее.
Скоро кончик лопаты наткнулся еще на что-то. Раздался тихий скрежет. Федя вздрогнул и отбросил лопату. Пальцы осязали что-то скользкое, холодное.
— Вроде стекло…
— Кувшин, — подсказал Иван Порфирьевич.
Федя торопливо отгреб ладонями землю и на яркий солнечный свет извлек кувшин из позеленевшего стекла, с которого свешивались почерневшие от времени клочья брезентовой обертки. Все, кто был в эту минуту у каштана, подались вперед. Ина первая увидела под стеклом что-то темнокрасное, словно кровь.
— Открой крышку, — одними губами попросил Федю Иван Порфирьевич. Он осторожно гладил стекло, сбрасывая с него крупинки прилипшей глины.
Засунув руку в горлышко кувшина, начальник штаба отряда достал туго свернутый кусок материала. Когда его развернули, у Феди дрогнуло сердце. На темно-красном бархатном фоне все увидели вышитое шелком изображение Владимира Ильича Ленина и золотую надпись под ним.
— Знамя!
Ребята вспомнили напутствие рабочего с московского завода имени Владимира Ильича, сказавшего: «Ищите славу знамени нашего!» — и под каштанами громкий торжественный голос произнес:
— «Вперед, к победе мировой революции!»
Эти слова были вытканы золотом на пурпурном бархате.
* * *
Первого сентября ученики седьмого «Б» класса шли вдоль Чистопрудного бульвара.
Бросив камешек в пруд и наблюдая, как по водяному зеркалу поплыли круги, Олег Пастухов начал декламировать:
Чистые пруды —
Ни туды и ни…
Коля Сергеев ладонью закрыл ему рот.
— Нашу давай!
Повторять не пришлось. Высоким тенорком Степанчик запел:
Гей, по дороге,
Гей, по дороге
Войско красное идёт!
В дружном хоре ребячьих голосов заметно выделялся ломкий басок Феди Прибыткова. На этот раз на мальчике не было ни солдатской гимнастерки, перехваченной от плеча к поясу портупеей с медной пряжкой, ни просторных кирзовых сапог.
