Полыхнуло синим светом, ударил гром — резкий, без эха.

— Гроза! — ахнул Федя и бросился на берег. Отчаянный рывок ветра чуть не столкнул его обратно в воду. Нет, это не гроза, это буря!

Ослепленные беспрерывными молниями, оглушенные громом ребята с трудом перетащили лодку в ближайшую балочку, заросшую тростником, продукты застлали сеном. Олег жестом показал на разветвленный дуб, стоявший на возвышенности среди группы невысоких стогов сена. Скрыться от дождя было больше негде, и Федя молча согласился.

Теперь ливень не доставал путешественников. Шумные водяные потоки скатывались с дерева, пригибая к отаве его мощные ветви. Федя подставил сложенные черпачком ладони. Через секунду они наполнились зеленоватой жидкостью. В это мгновение над дубом сверкнула молния, раздался треск, и дерево, как живое, жалобно вскрикнуло. Олега подняло вверх, завертело и с силой швырнуло на землю. Он не почувствовал ни боли, ни пронизавшего все его тело электрического разряда.

Первым пришел в себя Федя. Он лежал навзничь. С расщепленного дуба над его головой свисал красно-черный кусок коры. Мальчик попытался отползти в сторону и тут увидел Олега. Скорчившись, он лежал ногами к дереву. Никаких внешних повреждений на нем не было заметно.

Федя знал, что контуженного грозовым разрядом можно привести в чувство только искусственным дыханием. Говорят, что это нужно делать долго. Но Олег открыл глаза на пятом или шестом взмахе рук. Осовело глядя на Федю, он спросил:

— Ты… делаешь?

— Потерпи, потерпи немного.

— П-пусти! — завопил Олег.

Федя с трудом приподнял его и понес в более безопасное место к отдаленному стогу сена. Там он усадил Олега на траву, а сам опустился рядом. Так ребята лежали до тех пор, пока не перестал дождь и пока Федя не услыхал стона.

— Ведь я знал, что нельзя под дерево! — почти плакал Олег, размазывая по лицу грязь. — Посмотри, этот дуб самый высокий тут…

Федя чувствовал боль в ногах и слабость во всем теле. Олег же пострадал сильнее. Левая нога у него в колене еле сгибалась, а в щиколотке была такая боль, что не давала прикоснуться ступней к земле.

Раза два он пытался встать, но тут же с криком опускался на мокрую отаву.

— Что делать теперь? — растерялся Федя.

— От стогов по автомобильной колее ты можешь выйти к селу, — подсказал Олег, чем еще раз доказал, что его следопытские способности развиты гораздо больше, чем Федины.

— А ты?

— Я подожду. Буду лодку охранять.

— Вместе так вместе! — решительно заявил Федя. — Черт с ней, с лодкой, лишь бы нога у тебя заработала. — Присев перед Олегом на корточки, он попросил: — Держи меня за шею.

Свершилось чудо! Как только Федя почувствовал на своих плечах руку товарища, сил у него прибавилось вдесятеро и ноги сами стали выбирать дорогу. Так же, наверное, помогали друг другу бойцы Игната Прибыткова в бою, вынося раненых из-под пулеметного огня. Так же спасали ослабевших товарищей в отряде отца и Ивана Васютина.

У дуба, который так подвел мальчиков, Федя остановился. Удар молнии пришелся не на вершину, а ниже, где на суку кто-то повесил обыкновенную крестьянскую косу. Изуродованный кусок железа и сейчас валялся в стороне. Грозовой разряд по дереву прошел вниз, ударил в землю, пробив между мощных корней дыру величиной в лисью нору. Из нее шел пар. От неминуемой гибели ребят спасло то, что они стояли в некотором отдалении от ствола.

— Не обижайся на меня, — говорил Олег, плотнее прижимаясь к Феде. — В походе мы как-то раздружились с тобой. Сколько из-за этого перестрадали оба…

— Брось, Олежка, — не соглашался Федя. — Я ведь знал, что хоть ты и ехидничаешь, а все равно славный парень.

— «Славный парень»! Что ты! Нет, я порядочная свинья, — не унимался Олег. — Подлость против тебя задумал… Ведь я был до последнего момента уверен, что ты заодно с Инкой и что вы оба помогаете Витьке-пенициллину. Мы даже выкрали со Степанчиком твой дневник и прочли его. Потом пародию на твои записки сочинили, да Сашко их отобрал и велел помалкивать… Нехорошо, правда?

— Да, — согласился Федя. — Но хватит на эту тему… Больше не будем!

На сердце у обоих от такого разговора стало теплее, легче. Мальчики словно сбросили с себя большой груз.

Время от времени Федя осторожно опускал товарища на землю, присаживался рядом, и оба вслух вспоминали все то хорошее, что почти каждый день было в походе по Галиции.

— Вот и больно нам, и заблудились, а не страшно, — сказал Федя. — Потому что — дружба. Поехал бы сюда еще?

— Хоть тысячу раз! — с жаром отозвался Олег.

Уже давно стемнело, а потерпевшие бедствие путешественники все еще не могли найти дорогу. Колеи сенокосилок-самоходок и автомашин шли или от стога к стогу или упирались в протоки и старицы, а то и в непроходимые болотца. Как ни старался Олег, однако на этот раз его знания по части расшифровки следов оказались явно недостаточными, и к полуночи ребята совсем затерялись в лугах.

Мальчики уже совсем отчаялись и потеряли всякую надежду на спасение, как вдруг Олег услышал фырканье. Скоро на ночном небе показался темный силуэт всадника. Если бы дело шло только о нем самом, Федя бы хранил выдержку до последнего момента, пока всадник приблизится вплотную. Но тут в большой беде был товарищ, и Федя что есть мочи закричал:

— Эй, вы там! Помогите!

Прошло несколько минут. Федя и Олег уже полулежали на теплой спине коня. Никола Баба — секретарь комсомольской организации Луговинского колхоза — рассказывал им:

— После каждой грозы мы объезжаем луга. Всякое бывает: где стог растрепало ветром, а где, может, и молния ударила. Так чтоб пожара не было… Значит, вам к Ивану Порфирьевичу? За песнями из Москвы?

— К нему. Сказание он одно знает.

Олег рассмеялся, толкнул Федю:

— Значит, правильно я свернул с реки: по протоке ближе все-таки!

Поздно ночью Никола привел фельдшера из здравпункта, а сам, снова оседлав коня, поскакал за вещами пионеров. Пока фельдшер осматривал Олега, Федя уговорил младшего братишку Николы свести его в сельуправу. Там он попросил сообщить в Ласковичи о беде с Олегом. А когда вернулся, то в горнице застал широкоплечего старика с белой как лунь головой и широким добрым лицом, изрезанным крупными шрамами. От глубоко запавших глаз шло множество коротких темных лучиков — морщинок.

— Которые тут через грозу прошли? — весело спросил он, вытянув вперед руку.

Никола представил ему пионеров. Пожимая Федину загрубелую в походе руку, старик внятно произнес:

— Третьего из Прибыловых приветствую на Збруче. Хорошо!

* * *

Пионеры всерьез взялись за ремонт дома Василько. Касым, и в самом деле оказавшийся «жестоким казначеем», на этот раз даже выделил немного денег на покупку олифы, красок и обоев. Старики серьезно воспротивились этой затее, доказав, что при отделке хаты лучше всего использовать известковый раствор.

— Где бы нам взять материал? — думал Зарубин и наконец решился поехать в лесхоз за тесом.

Олег, уже совсем поправившийся от удара молнии в Луговинах, упросил взять его с собой. Кама, назначенная медицинской сестрой отряда, заупрямилась. Отведя Олега в сторону, она сказала:

— Теперь-то я уж никуда-никуда тебя не отпущу!

Олег смотрел на нее изумленно. Кама спохватилась.

— Знаешь, — затараторила она, — я уточнила, что рабочий день муравьев почти круглосуточный: восемнадцать часов! За это время по одной только дорожке они проносят больше тысячи личинок сосновых пилильщиков, триста шелкопрядов и еще двести других разных вредителей. А дорожек — восемь… Уничтожить за день более двадцати тысяч вредных личинок — большой труд. Ты как думаешь?

Олег не думал о муравьях и отрезал:

— Ты у меня под ногами не путайся. Муравьиха!

— Хулиган ты, вот что, — обиделась Кама. И вдруг упала на траву, закричала: — Ой, ой, пче…

Олег присел перед ней, с беспокойством спросил: