– У них тоже есть районы?

– Ну да. В Калуге – Октябрьский, Ленинский и Московский, а в Нью-Йорке – Бруклин, Бронкс и так далее.

– А в Алабаме?

Мы сидели в гостиной самой обычной хрущевки. В щебне-бетонной коробочке, где кроме нас проживала, наверное, сотня таких же семей. Я и представить не мог, чтобы у каждой из них был свой отдельный, пусть даже самый маленький дом.

– Как у Ильфа и Петрова. Сплошь и рядом «одноэтажная Америка».

– Серьезно?

– Абсолютно, – в глазах мамы плескалось что-то похожее… не на зависть, а скорее на восхищение. – В каждой семье есть машина, а то и две. А если зайдешь к любому жителю штата на участок без разрешения, он имеет право стрелять на поражение. Там почти в каждом доме есть боевое оружие.

– Так ведь посадят, – в памяти мелькнула унылая тетка из детской комнаты милиции. Она приходила к нам однажды в класс, чтобы прочитать лекцию об опасностях употребления наркотиков и криминального образа жизни, а в качестве «бонуса» рассказывала страшные истории про статьи, этапы, КПЗ и условно-досрочное освобождение.

– Вряд ли посадят. Не имеют права, – ответила мама. – Это считается защитой своей частной собственности.

Трудно сказать, что впечатляет больше всего.

Мамина история про поездку в Америку, в которую еще недавно верилось чуть больше, чем в полет на Марс (такой далекой и неземной казалась эта страна). История про здания, крыши которых теряются в небе от головокружительной высоты, про «одноэтажность» и возможность отстаивать свои права до последнего, а также процветающие магазины и торговые центры, про музыкантов в нью-йоркском метро и оголтелых, самозабвенно танцующих уличных артистов брейк-данса. Или энергия, с которой она описывает все это. Энергия вулкана, готового вот-вот взорваться, извергнуться воплем чистого восторга.

Мама продолжает:

– Представляешь, меня один из зажиточных фермеров даже катал на своем частном самолете. У них там очень развита гражданская авиация. Аэродромы на каждом шагу! Я не верила своим глазам – еще минуту назад мы были на земле, и вот уже я смотрю на город с высоты птичьего полета! Мы летим в город на окраину штата.

Столько впечатлений за один день, что мне всю ночь снятся сны, как будто я на своем самолете путешествую по всему миру, а затем проведываю своих друзей и вручаю им крутые подарки из разных уголков света.

После поездки в США мама сразу же начала масштабироваться: тут же приобрела площадь для магазина, а впоследствии докупила еще несколько десятков квадратных метров. С этих пор бизнес пошел в гору.

А ее увлекательные, красочные рассказы о жизни в США, видимо, отпечатались у меня в голове на подсознательном уровне.

Я не знал, увижу ли своими глазами жизнь в Америке, убедившись или, наоборот, разочаровавшись в маминых словах. Но понимал, что, если мне представится возможность взглянуть на все воочию, обязательно ею воспользуюсь.

Когда маме удалось расширить свой бизнес, стало значительно легче.

Конечно же, было непросто: долгие переговоры с владельцем помещения и местной «крышей», наверное, километры договоров о передаче собственности, актов приема-сдачи и нотариальных справок и ведомостей.

Как итог – еще одна торговая точка. Теперь уже просторный магазин с большим количеством продукции и несколькими продавцами. Совсем неподалеку от старого ларька. Настолько неподалеку, что новые продавцы, теперь уже подчиненные мамы-директора, частенько захаживают ко мне в конце смены разменять крупные купюры или избавиться от мелочи, когда той становится слишком много. А я… а я теперь почти за главного. Почти.

Все так же помогаю маме, стоя за прилавком. А порой ночую в ларьке на раскладушке, охраняя неотъемлемую часть маминого бизнеса. Даже когда отстаивать то, что она строила по кирпичику каждый день, приходится совершенно буквально… боем.

Утро. Самый его исход, когда автобусы ходят реже, а людей на остановках становится поменьше. Рабочий день уже начался, но только не для пьянчуг, которых в районе всегда много. Приземистые, опухшие, грустные мужички в непонятных спортивках в это время как раз просыпаются после вечерних посиделок во дворах, сбрасывают с себя комья грязи и снега (если приходят в себя под кустом или в подвале жилого дома) и идут искать опохмел.

С большинством я так или иначе знаком – они либо проходили мимо витрины, из-под тяжелых бровей поглядывая на мамин «радующий взгляд» алкоголь, либо запомнились безумным внешним видом, когда мы сталкивались на улице.

Этот посетитель ничем от них не отличался.

Я стою за прилавком, когда он вваливается в узенький коридорчик перед витриной. Хлопает входной дверью, в два шага подходит к витрине, опираясь на ее край липкими, красными от частных ночевок на улице руками, и покрасневшими глазами всматривается в стекло. На лице так и написано: «Вот это удача!»

Еще бы. Подвернулся шанс пообщаться с субтильным мальчиком-продавцом, а не какой-нибудь внушительной теткой. Я смотрю, как он возвращается к входной двери и на один оборот поворачивает замок, а затем вновь подходит к окошку.

«Вот это номер. Что он задумал?»

– Водки дай мне, – в криво сидящей шапке-петушке, с клочками пегой, кустарниковой бороденки он похож на автомобильного болванчика.

– Двадцать два пятьдесят.

В его сторону я стараюсь не смотреть.

– А?

– Я говорю, водка за двадцать два пятьдесят, – голова болванчика в ответ смотрит пустыми, блеклыми глазками. Под одним из них смачный лиловый синяк. – Двадцать два рубля пятьдесят копеек.

– Ты меня не понял… я говорю, водки дай мне.

Не смотреть на него не получается. Лицо полыхает красным, а руки сжимаются и ищут опору. В голову приходит спасительная мысль про мамин перцовый баллончик под стойкой.

«Нельзя. Быстрее сам задохнусь в душегубке этой».

Мужик за стеклом начинает злиться. Его руки лежат на пластиковой кромке окошка.

– Так, дядь… – как можно мягче предупреждаю я его. – Ничего я тебе не дам. Иди давай.

– Ты…

Спасение найдено! Рядом со мной на полу стоит компактный огнетушитель. Красный цилиндр со спусковым механизмом, мой якорь уверенности в себе.

– Дядь, я говорю, домой иди.

– Э-эгх! – хрюкает алкоголик, ухватившись руками за верхнюю створку ведущей ко мне и водке «ковбойской» дверки. Верхняя часть, в отличие от нижней, не была закрыта, и он распахивает ее, хватая меня за лацканы куртки. Я чувствую, как воротник стягивается наподобие петли и становится трудно дышать. Его руки пытаются подобраться поближе к моей шее. – Я говорю, водки дай, су…

Окончание слова улетает в небо. В последний момент я дотягиваюсь до компактного огнетушителя и с размаху попадаю в его лиловый сочный синяк. Грабитель совершенно по-поросячьи взвизгивает и летит в дальний угол «прихожей». Видимо, он не полностью закрыл замок входной двери. Тот щелкнул, и вошла Настя, продавщица из нового маминого магазина. Дородная тетка, на голову меня выше и с руками вдвое больше моих. Наверное, зашла разменять крупную купюру.

Она проследила за моим взглядом и посмотрела на алкаша, который держался за лицо и тихо скулил.

– Да ты что? – меня потряхивает, волны напряжения расходятся по всему телу, а Настя уже держит алкаша за шиворот, как какого-то нашкодившего котенка. – Ты чего делаешь, чертяка?

– А-а-х… – он только и смог выдавить из себя. Глаз у него выглядит просто ужасно.

– Вали отсюда! – выкидывает Настя его из ларька, как настоящий боец MMA. – Чтоб я тебя больше здесь не видела!

Вечером после работы мама подошла ко мне своей капитанской походкой и обняла меня.

– Стас, ты молодец! Не пропадешь.

– Не понимаю, о чем ты.

– Мне Настя рассказала, как ты отстоял точку…

Она просит рассказать историю еще раз, внимательно слушает и задает уточняющие вопросы, скрестив руки на груди и поджав губы – знак большого беспокойства. А после, вздохнув и слегка улыбнувшись, одобрительно кивает головой и уходит спать. Судя по всему, мой подвиг ее впечатлил.