– Тогда где первый?

– В старом добром Лондоне.

– Ну а я из Парижа.

– Удивительный город.

– Вы там бывали?

Он снова улыбнулся, и его глаза вспыхнули.

– Да, и не раз. Я люблю Париж. Должно быть, вы по нему скучаете.

Розали пожала плечами, зная, что может вообще не вернуться в Париж. И опять сердце кольнуло от тоски по дому.

– Я бы мог показать вам остров, – сказал англичанин. – Может, вам стало нехорошо от жары?

– Я в полном порядке, – торопливо ответила она, беря себя в руки.

– Если хотите, могу показать вам Мальту. Естественно, когда вы свободны. Помимо Валлетты, здесь есть удивительный городок Мдина с потрясающими потаенными дворцами. Они очень старые. Стены до сих пор целы, а войти и выйти из такого дворца можно только через единственную дверь. Вам понравится.

Розали не знала, понравятся ли ей старинные дворцы, но молодой человек ей определенно понравился. Подобно многим англичанам, он отличался чрезмерной самоуверенностью, однако у него это было привлекательной чертой характера.

– Роберт Бересфорд, – с улыбкой представился он.

Что-то подсказывало Розали: этот человек сыграет существенную роль в ее жизни. Она тоже улыбнулась и назвалась своим новым именем, которое до сих пор использовала всего раз, когда познакомилась на пароходе с Шарлоттой.

– Рива. – Она повернулась к нему и протянула руку. – Рива Жанвье.

«Прощай, Розали», – подумалось ей.

ФЛОРАНС

Девоншир, 1944 год

Белинда вошла на кухню, где Флоранс готовила ужин, и принялась расхаживать взад-вперед, бормоча себе под нос.

Флоранс подняла голову. Глаза слезились от лука, который она нарезала.

– Что случилось? Вы меня нервируете.

Белинда закусила губу.

Флоранс вздохнула:

– Послушайте, я готовлю еду, мне нужно сосредоточиться, иначе я порежу палец или обожгусь. Если вам есть что сказать, скажите. Если нет, пожалуйста, сядьте.

– Думаешь, тебе известно о Джеке все? – наконец спросила Белинда.

– Разумеется, нет. А с чего вы так решили?

Белинда склонила голову набок и с любопытством посмотрела на Флоранс:

– Значит, во время вашей миленькой прогулочки он рассказал тебе все? – (Флоранс пожала плечами, не желая затевать разговор на эту тему.) – Выходит, он и о Чарли тебе рассказал?

– Кто такой Чарли?

– Так я и думала, – с упреком в голосе заявила Белинда и ушла из кухни.

Флоранс всплеснула руками. Слова Белинды заинтриговали ее. Был в них какой-то смысл или жена Джека попросту хотела вывести ее из равновесия? Флоранс взглянула в окно и увидела фазанов, беспричинно несущихся к холмам. Их проделки всегда забавляли ее, но только не сегодня. Она нарезала лук, выложила на сковородку, а из головы не шел вопрос Белинды о Чарли. Насколько вообще это важно? Если нет, зачем Белинда упомянула об этом Чарли? А может, Чарли – это девушка, одна из прошлых подруг Джека? В таком случае он рассказал бы Флоранс о ней. Но мог и не рассказать. Если он ни словом не обмолвился о жене, какие еще стороны своей жизни он скрывал?

Закончив дела на кухне, Флоранс прошла в гостиную и села у окна, глядя, как заходящее солнце раскрашивает небо в красные и золотистые тона. Джек растапливал камин. Ей было неловко наедине с ним. Белинда теперь ходила по второму этажу, и Флоранс знала: они с Джеком оба прислушиваются к шагам его жены. Вспомнилось, насколько близки они с Джеком были во время странствий по горам. Флоранс тяжело вздохнула. В Англии никто не понимал и даже не хотел знать, через что они прошли. Эта чертова война продолжалась, и у каждого была своя история, связанная с ней.

– Никак не уймется, – проворчал Джек. – Ты успокоилась?

Флоранс кивнула. Чтобы отвлечься, она стала пересчитывать стекла на трехстворчатых окнах гостиной. У каждого было арочное закругление. Окно, выходящее на задний двор, имело двенадцать стекол, фасадное – восемнадцать, а маленькое боковое – всего девять. Флоранс встала и задвинула шторы. Их нижние кромки утяжелялись свинцовыми шариками, что позволяло противостоять сквознякам и сохранять тепло.

Когда она зашторивала последнее окно, в гостиную танцующей походкой вошла Белинда в облегающем черном креповом платье с глубоким вырезом, украшенным одной ниткой жемчуга, и в туфлях на смехотворно высоком каблуке. Белинда держалась с рисовкой, но ее глаза покраснели от слез или от избытка спиртного – Флоранс могла только гадать. Дрожащей рукой Белинда сжимала полный стакан виски. Несмотря на сильную худобу, она тем не менее выглядела очень красивой.

– Белинда, отдай мне стакан и сядь, иначе ты прольешь виски, – сказал Джек и встал.

Белинда уселась в виндзорское кресло у заднего окна и раздвинула шторы:

– Люблю, когда шторы открыты. Люблю смотреть, как надвигается темнота. Дорогой, ты помнишь, что в Лондоне я никогда не зашторивала окна?

– Не говори глупостей, Белинда, – усмехнулся Джек. – В Лондоне действуют требования светомаскировки. Никто тебе не позволит сидеть с освещенными окнами.

Поскольку язык у Белинды не заплетался, Флоранс решила, что причина покрасневших глаз все-таки слезы, а не виски. Она взяла книгу, которую пыталась читать.

– Смотрю, вы тут приятно болтали, но мне, Флоранс, нужно поговорить с Джеком наедине. Будь любезна, оставь нас.

Джек начал возражать, однако Флоранс уже поднялась.

– Хорошо, – сказала она, симулируя безразличие. – У меня есть дела на кухне.

– Как и надлежит образцовой хозяйке, – с язвительной приторностью произнесла Белинда. – Вот уж не думала, Джек, что это в твоем вкусе.

Флоранс вышла из гостиной, закрыв за собой дверь. Одна часть личности Флоранс жалела Белинду, зато другая – дрожала от гнева. Белинда не сказала ей: «Ступай, дорогуша», но Флоранс казалось, что она слышала эти слова.

Но могла ли она упрекать эту женщину?

Белинду Флоранс воспринимала лишь как помеху на пути к ее жизни с Джеком, хотя, если вспомнить Элен, сама она была такой же помехой для старшей сестры. Белинда имела право находиться здесь и пытаться исправить пошатнувшиеся отношения с мужем. Это Флоранс являлась незваной гостьей, а потому она должна оставить супругов разбираться в их отношениях. Она решила завтра же собрать чемодан и уехать, хотя мысль об отъезде приводила ее в отчаяние.

У нее не было ни работы, ни жилья. Придется возвращаться к матери и жить там, пока не подыщет себе работу. Ей не хотелось уезжать, как не хотелось и возвращаться, ничего не узнав о Розали. Но о путешествии на Мальту нужно забыть до окончания войны. Флоранс жаждала поговорить с Элен и Элизой и спросить их совета. Еще лучше было бы оказаться во Франции и увидеть их. Участие сестер всегда помогало в разрешении ее проблем, и она жалела о невозможности поехать к ним.

Утром ее разбудили розовые лучи зари. Флоранс с наслаждением потянулась и тут же вспомнила вчерашнее. Настроение мигом испортилось. Ей нужно уезжать отсюда. У нее саднило в груди. Достав чемодан, она побросала туда свои немногочисленные пожитки. Закончив сборы, Флоранс выглянула в окно. Небо затянули перистые облака. Она знала, что будет скучать по Мидоубруку.

Прежде чем приготовить завтрак, Флоранс отнесла чемодан к входной двери и повесила плащ на спинку стула в прихожей. На кухне она привычно разожгла «Агу», поставила чайник и отрезала два ломтика хлеба, чтобы поджарить.

В дверях появился Джек в полосатой пижаме. Его волосы были всклокочены.

– Я увидел чемодан, – нахмурившись, произнес он. – Ты всерьез решила уехать?

Флоранс стояла к нему спиной, ощущая на лице жар плиты.

– Флоранс, ты не должна уезжать.

– А как я могу остаться? – спросила она, стремительно поворачиваясь к Джеку. – Белинда – твоя жена. А я… никто.

– Не говори так. После всего, что мы с тобой пережили, ты не имеешь права так говорить.

Чувствовалось, Джек шокирован ее решением, однако она лишь покачала головой.