– Кстати, я распознаю яды по запаху, – прибавил он. – Все известные в Аратте. Я неплохо в них разбираюсь, как, верно, и ты. Есть яды совершенно без запаха и вкуса, но они наперечет и слишком дороги. К большинству из них я невосприимчив…

– Да я и не думал!

– Вот и не думай.

Зарни принялся есть, явно наслаждаясь каждой ложкой. Хаста было решил, что тот его отпустит, но Зарни не спешил.

– Много ли ты понял из того, что подслушал? – внезапно спросил он.

Прежде чем рыжий жрец ответил, гусляр наклонился через стол и поймал его за руку. Хаста ощутил его пальцы на запястье, где билась жилка.

«Опасность! Опасность!» – застучало в висках.

– Почти ничего, мудрый Зарни… Я просто шел мимо и услышал обрывок…

– Почти, – хмыкнул гусляр. – Очень интересное слово! Ты ведь не арий, тебе запрещено знать этот язык. Впрочем, я тоже не арий… Ты самый любопытный жрец, кого я встречал. Любишь совать нос в чужие дела, да?

– Есть такое, – со вздохом признался Хаста. – С детства терплю страдания через свою тягу к знаниям…

Зарни хмыкнул, отпустил его руку и вернулся к еде.

«Он задавал Линте очень важные вопросы, – подумал Хаста. – Уж не ради нее ли он тут торчит?»

Его охватило нехорошее предчувствие.

«Ох, жаль, что Зарни меня заметил… Ох, не вовремя я оказался у того окна… Не пора ли бежать отсюда?»

Он не успел. Только было пошел предложить помощь Метте, чтобы вместе с ним тащить грязный котел на ручей и там попытаться ускользнуть в лес… В этот миг бьяры молча кинулись на него всей толпой. На жреца обрушился град жестоких ударов. Хасту сбили с ног; он скорчился, закрывая руками голову… Не помогло – кто-то пнул его в висок, и Хаста сразу потерял сознание.

Жрец пришел в себя от острой боли в голове, ощущения тяжести и удушья. Когда мир перестал плавать перед глазами, Хаста обнаружил, что прикован толстой цепью к столбу коновязи. Шею оттягивал заклепанный обруч. «Похоже, я тут надолго», – подумал он, пытаясь приподняться, но упал набок, и его вывернуло. Мир снова потемнел, покосился и поплыл по кругу…

В небе сияли яркие, колючие звезды, словно узорчатой рамкой окруженные еловыми верхушками.

«И это у них называется весна», – думал Хаста, скорчившись и обхватив себя руками. Ему дали две вытертые шкуры – подстелить под себя и укрыться, – но толку от них было немного. Хасте невольно вспоминалась ночь в яме, в крепости у накхов. Там он тоже лежал на мерзлой земле, избитый и беспомощный, и смотрел, как сквозь решетку на него падает первый снег… Но там рядом была Марга…

«Накшатра, лунное стойбище… – думал Хаста, стуча зубами. – Зарни ищет накшатру…»

Слепой гусляр не просто мстит жрецам Исвархи. У него есть и другая цель.

Но зачем ему накшатра? Он, сурья, даже не сможет войти туда… Всякий, кто слышал об этих храмах, знает, что они убивают чужаков…

«Должно быть, Зарни откуда-то прослышал о „бессмертном колдуне“ Замаре… А Линта много лет жила при Замаре и наверняка все о нем знает… Уж не Зарни ли довел ее до безумия?»

Со стороны овина, где устроили себе жилище слуги, приблизилась невысокая тень.

– Хаста, как ты? – послышался голос Метты. – Я тебе одеяло принес… За мной приглядывают, я должен вернуться…

– Так иди, – с трудом проговорил Хаста, онемевшими руками наматывая на себя грубое шерстяное одеяло.

– Слуги шепчутся: ты подслушал то, что нельзя, и будешь наказан.

– Зарни меня убьет?

– Нет… Завтра тебе подрежут сухожилия. Зарни хочет, чтобы ты остался при нем и никуда не сбежал.

Хаста тихо выругался, поминая Хула.

– А глаза он мне выколоть не собирается?! Вот будет парочка!

– Хаста, что делать? – тоскливо спросил Метта. – С меня глаз не сводят. Я думаю, Зарни и меня убьет… Но сперва сведет с ума допросами, как Линту… Может, как-то дать знак Анилу?

– Слушай, – перебил его Хаста, – я пока не знаю, но мы непременно выкрутимся. Веди себя тихо, будь наготове…

– Я в тебя верю, Хаста, – серьезно ответил Метта. – Ты любимец судьбы. На тебе – благословение богов.

– Бога, – поправил Хаста. – А, ладно, богов так богов. Чем больше богов на моей стороне, тем лучше…

Ночь длилась бесконечно. Звездный рисунок медленно сдвигался в черном небе, холод лишь усиливался. Хаста уже не чувствовал ни рук, ни ног. Оставалось только размышлять.

Теперь он обдумывал то второе слово, которое успел услышать и понять.

«Таара» – «жар звезды».

Это сложное понятие Хаста слышал на уроках богословия в храмовой школе. Оно означало звездный огонь как высшее проявление силы Исвархи. Богословие Хаста терпеть не мог, считал бесполезным умствованием. Но никогда не знаешь, что пригодится в жизни! Будущим жрецам рассказывали о том, что огонь Исвархи имеет множество видов и проявлений в этом и иных мирах. Низшие виды огня видимы глазами и осязаемы телами – как обычный жар очага. Высшие – просвещают душу и преображают мир. Звездный огонь, таара, был одним из самых высоких уровней божественного пламени. Он давал свободу от законов видимого мира, выход за его пределы, когда материя становилась слишком грубой, словно крупноячеистая сеть, и теряла власть над бессмертным духом.

Откуда вообще бродячий гусляр знал о «жаре звезды»? И главное – чего хотел от Линты?

«Я должен узнать!»

– На, возьми!

Хаста открыл глаза и увидел призрак. Поморгал, потряс головой. Призрак никуда не делся.

Бледная тень в лохмотьях стояла рядом с коновязью. Кажется, ветер дунет – и унесет.

– Линта?

В свете звезд старуха выглядела прозрачной. Как она постарела, как иссохла!

– Бери, говорят тебе! – сварливо приказала она.

– Что это?

Хаста прищурился. Линта совала ему в руки большую, грязную и рваную кожаную рукавицу. Хаста вроде даже видел ее на полу в дровяном сарае. Еще подивился, какая здоровенная…

– Рукавица – или совсем ослеп? Батюшка Замара в ней изгородь собирал…

Хаста покосился на торчащие в небо сосновые комли и сунул внутрь руку. Половина пальцев сразу выглянула сквозь дыру.

Линта усмехнулась ввалившимися губами:

– Ну дела! Голова рыжая – а небесной крови ни капли нет! Жаль… Ладно, арию своему бестолковому отдашь. Рука его к голове приведет…

– Какой голове?

Хаста решил, что безумный разговор ему снится. Вот сейчас он ущипнет себя, откроет глаза, и Линта растает…

Старуха быстро забормотала, словно стараясь рассказать побольше прежде, чем собеседник проснется:

– Зарни может заставить говорить даже камень. Я все ему рассказала, что помню, – куда мне против него? Но он мучает меня, чтобы вытащить даже то, что я забыла… Мы ведь давно друг друга знаем – еще с тех времен, когда его тайно обнимала царица… Я уже и тогда боялась его. Никогда я не была тверда духом… Он роется в моих воспоминаниях, будто разбойник в разоренном дворце… Там еще есть тайные комнатки, но он найдет их… он найдет все…

«Не такая уж она и сумасшедшая, – подумал Хаста, чувствуя внезапный прилив сил. – „Твой арий“ – это она про Анила. Она знает, что он прячется в лесу, – конечно, ее-то не запирают!»

– Как я отдам рукавицу, если сижу на цепи? – спросил он. – Ты можешь освободить меня?

– Арий может. Ты только рукавицу не забудь…

Линта обернулась и слабо помахала рукой. Из-за сарая появилась другая тень – на этот раз высокая и широкоплечая, с мечом в руке.

– Хаста, ты? Старуха нашла меня в лесу, – тихо проговорил Анил, настороженно оглядываясь. – Я за вами уже несколько дней слежу. Это не ловушка?

– Надеюсь, нет. Вот, возьми.

– Что за рвань? – удивился юноша.

– Не знаю. Рукавица Замары. Надевай!

Анил взял рукавицу, брезгливо сунул внутрь руку – и вдруг все окуталось золотым светом, таким ярким, словно среди ночи вдруг взошло солнце.

– Что за… – донесся изумленный возглас из средоточия сияния.