Да уж, только его здесь не хватало. И какая нелёгкая могла принести этого индюка? Неужели это следующая ступень отцовского равнодушия и теперь он будет посылать себе на замену хлипкого борейца? Абео неуклюже переступил через порог и остановился посреди комнаты, нервно потирая костяшки пальцев.

– Ну садись, – Тори кивнул в сторону дивана, а сам развалился в кресле, широко расставив ноги. Он собирался дать этому уроду понять, что хозяин здесь только один и выделываться перед каким-то учёным лбом он не собирается. Хотя, если бы в словаре было слово «выделываться», рядом с ним был бы изображён именно Тори, вальяжно раскинувшийся перед бедным северянином, всего лишь пришедшим поговорить.

– Спасибо, ты очень любезен, – сказал Абео и присел на край дивана. Интересно, он вообще улыбается? Даже при произнесении такой, казалось бы, нарочито вежливой фразы его губы не дрогнули в подобии улыбки.

– Так что там с отцом? – бросил Тори, стараясь не показывать своей заинтересованности.

– Ты человек дела, понимаю. Это хорошо. Ладно. Что ж, – Абео шумно выдохнул.

Кажется, эта речь давалась ему непросто, и Тори даже на мгновение стало жаль гостя. Но потом он вспомнил, сколько дифирамбов слышал в адрес этого человека от отца, который за всю жизнь сказал ему самому полтора добрых слова, и всё сразу встало на свои места.

– Эйра Тэо умер два дня назад.

Новость о смерти Тэо огорошила всё семейство Рэсисов подобно мешку с мукой, свалившемуся с верхней полки кухонного гарнитура. Не столько больно, сколько неожиданно. И вот ты стоишь, прибитый и лишённый способности трезво мыслить, и выглядишь как полный идиот. Попытаться отряхнуться или сразу бежать в ванную? А что, если мука слипнется в противные комочки в волосах? Так и после печального известия Тори совершенно потерялся, не понимая, что должен делать. Даже мама справлялась лучше: она целыми днями была занята приготовлениями к церемонии прощания и никому не позволяла себе помогать. Как будто возможность постоянно быть занятой облегчала её душу и не оставляла времени для тяжёлых мыслей. К слову, день прощания назначили на конец недели, что казалось Тори ироничным донельзя. Тело Тэо предали сожжению, как и любого умершего, имевшего дело с эгерумом. А раз тела нет, то и церемонию можно назначить тогда, когда всем будет удобно. Почему бы духу умершего не подождать денёк-другой, пока все друзья и родные не выберут удобное время между работой, походом в баню и традиционным вечером в кабаке?

Всё происходящее уже напоминало ночной кошмар, но у богов, видимо, чересчур жестокое чувство юмора, раз они решили не останавливаться на этом. Особенно Звёзднорождённым в этом помогла мама Тори, ведь именно она предложила Абео остаться у них до самой церемонии. Сердобольная женщина прониклась печалью несчастного борейца, потерявшего друга и наставника и, по её мнению, страдающего не меньше, чем от утраты родного отца. К тому же Абео ужасно ей понравился: он был учтив, превосходно воспитан, деятелен и во всём со всеми соглашался. Это особенно бесило Тори. Помимо людей и животных учёным следовало бы выделить отдельный вид живых существ – бесхребетные. Если бы Тори читал больше книг, он бы знал, что подобная классификация уже существует. Но в его мире пауки и скорпионы, относящиеся к ней, были воплощением ужаса и опасности. Абео же был воплощением скуки. Хотя и ужаса тоже, особенно в тот момент, когда оказалось, что их поселили в одну комнату. Северянин настаивал, что может спать на полу, лишь бы не причинять никому неудобств, но эйри Рэсис выгнала сына с его собственной кровати поганой метлой в надежде научить паршивца гостеприимству. Впрочем, Тори уже ничему не удивлялся: для него не было бы сюрпризом, если бы он однажды вернулся домой и узнал, что его заменили Абео Альбусом. Он ведь куда лучше справлялся с обязанностями примерного сыночка. Вставал в семь утра, носился как в зад ужаленный, помогая матери мыть посуду после ужина и мести двор, выслушивал её монологи о жизненных тяготах и кивал, как деревянный болванчик. Раньше утренние подъёмы были для Тори мучением. Он вставал ни свет ни заря со стоном, преисполненным страданий, чтобы отправиться на смену в котельную. Но теперь подрывался с удивительным энтузиазмом и, натянув штаны и быстро опустошив тарелку каши с комочками, пулей вылетал из дома. Даже тяжёлый труд, на который у Виатора была врождённая аллергия, становился не так страшен, как лишний час в компании мамы и отцовского подхалима.

Тори работал в банях эйра Тита, и они были, пожалуй, любимым местом всех флюменцев. Старое каменное здание раскинулось на добрую половину Квартала Сиятельной и ежедневно поглощало десятки жителей города через свои широко открытые, подобно пасти древнего кита, двери. Местные не были столь помешаны на чистоте, как могло бы показаться. Просто бани – это идеальный способ расслабиться после трудного дня, а также одно из немногих развлечений, доступное жителям провинциального города. Здешние посетители не только обмахивались косматыми лавровыми вениками и наслаждались нежными водяными потоками в бассейнах, усеянных чешуйками разноцветной мозаики. Они беседовали, обсуждали последние новости и сплетни, вели споры или хорошо проводили время в объятиях прекрасных юных массажистов и массажисток. Эйра Тит не брезговал лично навещать своих гостей: его часто можно было застать степенно прогуливающимся среди резных колонн и блаженно вдыхающим клубы густого пара с ароматом цветочных масел. Несмотря на годы, хозяин не прочь был пощеголять: он всегда облачался в расшитые всевозможными узорами халаты ярких цветов и небольшую, но искусно украшенную драгоценными камнями феску, непонятно как держащуюся на лысине, обрамлённой завитками серебристых кудрей. Даже здесь, в городке на отшибе, эйра Титу удавалось сохранять столичные манеры, словно он принимал у себя в банях по меньшей мере императорский совет. Потому он выглядел особенно забавно в интерьерах самих бань. Хоть они и были выполнены с претензией на ноттскую роскошь, дешёвая плитка со временем оказалась усеяна сколами и трещинами, плесень под потолком каждый раз одерживала победу над уборщиками, а мозаики и фрески на стенах явно были выполнены человеком, для которого слово «искусство» – ругательное.

Внизу же, под всем этим великолепием, находилось ещё более прозаичное место – котельная. Попав туда, рядовой аструмец мог бы подумать, что умер и ему открылись врата в саму Долину Тени. Пузатые трубы, подёрнутые ржавчиной, тянулись от пола до потолка, усеянные сотнями заплаток и вентилей всех форм и размеров. Духота стояла такая, что порой становилось невозможно вдохнуть, а перед глазами начинали плясать цветные пятна. В центральном котле, вокруг которого змеились трубы, бился золотистый свет – аура, – неиссякаемый источник тепла и света попадал сюда из преобразователей на крыше. Энергия небесных светил грела куда лучше огня, и её тёплые отсветы пробивались даже сквозь толстые железные стенки. Работа в котельной – трудная и опасная, а потому попадали туда лишь самые отчаянные ребята. Работяги, готовые на всё, лишь бы прокормить семью. Бывшие преступники, искупающие свою вину тяжёлым трудом. Или, например, мальчишка, не хватающий звёзд с неба, вопреки отцовскому желанию сделать из него великого человека. Тори всегда любил работать руками, и у него это отлично получалось. Разумеется, если позволить допустить кощунственное сочетание слов «любовь» и «работа». Едва ли Тори смог бы решить хоть одну простую задачу на вступительном экзамене в Университете Ищущей, зато ему с лёгкостью удалось бы сколотить из пары досок крепкий стул и выстругать на спинке узор невиданной красоты с помощью одного лишь туповатого карманного ножа. Тэо Рэсис часто, как никто, повторял фразу «Каждому своё» и в то же время не переставал мечтать об образованном ребёнке, который будет портить зрение в библиотеке, а не срывать спину на «грязной» работе. Но вышло как вышло.

Закончив смену, Тори возвращался домой и падал без сил на свою импровизированную лежанку из пары шерстяных одеял. Абео к этому моменту уже спал, аккуратно сложив идеально чистую одежду на стуле. Северянин не храпел и не ворочался, а на одеяле не было ни единой складочки, как будто он вообще не двигался. Иногда Тори даже начинал беспокоиться, жив ли его новоявленный сосед, но проверять не спешил. Не хотелось разочаровываться, если тот и вправду окажется просто спящим.