Чем же объяснить сходство содержания, а также стиля и языка этих двух произведений?
Ответа на этот вопрос мы не нашли в известной нам литература о славянской версии биографии Скандербега. Сербские исследователи южнославянской «Повести о Скандербеге-Черноевиче» не упоминают о хронике Бельского, а биографы последнего, так же как упоминавшиеся выше историки польской литературы, молчат и, очевидно, не знают о существовании сербской повести.[363] Вопрос о соотношение южнославянской повести о Скандербеге и рассказа о нем в хронике Бельского может быть решен только в специальном исследовании; здесь уместно будет лишь высказать некоторые соображения в пользу предположения об использовании Бельским южнославянской повести.
Кто произвел сокращение и переработку книги Барлетия — Бельский или составитель южнославянской повести? Если это сделал Бельский, то, во-первых, чем объясняется тогда, что, сократив и переработав книгу Барлетия, он постоянно потом ссылается на нее и вставляет из нее в свое изложение целые эпизоды, используя тем самым эту книгу дважды? Во-вторых, чем объяснить ту явную полемику Бельского с автором южнославянской повести, примеры которой были приведены выше? В-третьих, если считать южнославянскую повесть заимствованной из хроники Бельского, то прежде всего возникает вопрос: почему в конце повести в качестве ее источника назван только «Марин Скадранин», а не Бельский и те авторы, на которых он ссылается?
Если же предположить обратное и считать, что Бельский знал и использовал южнославянскую повесть, то это будет прежде всего еще одним, в дополнение к приведенным Хжановским, примером «компилятивного использования компилятивного источника», каковым является южнославянская повесть, составленная, как отмечалось выше (стр. 120), по книге Барлетия с привлечением других источников. Из последних в южнославянскую повесть попал ряд мелких и крупных добавлений, уточняющих некоторые обстоятельства отдельных эпизодов жизни и деятельности Скандербега, — добавлений, которых нет у Барлетия (некоторые из таких подробностей отмечены в комментарии). Эти подробности и уточнения отсутствуют также у Бельского, что можно объяснить следующей гипотезой: имея под рукой текст южнославянской повести, в конце которой в качестве биографа Скандербега назван Барлетий, М. Бельский сравнил текст повести с книгой Барлетия и, не изменяя композиции южнославянской повести и не расширяя круга описанных в ней событий, вставил в свое произведение многое из того, что исключил при переработке книги Барлетия автор южнославянской повести, но исключил ряд подробностей, добавленных последним в отступление от Барлетия.[364] В результате глава о Скандербеге в хронике Бельского получилась совпадающей по охвату событий и композиции целиком с южнославянской повестью, но наполненной подробностями, заимствованными из ее источника.
Наконец, просто трудно представить себе, чтобы такой автор, как Мартин Бельский, мог проделать значительную работу по сокращению и основательному переосмыслению книги Барлетия.
В историю литературы своей страны Бельский вошел как автор первого сочинения по всемирной истории на польском языке. Но исследователи истории польской литературы единодушно отмечают, что как историограф М. Бельский был автором несамостоятельным, использовавшим некритически и в подавляющем большинстве случаев без переработки, без ассимиляции в своем творчестве огромное количество самых разнообразных по своему происхождению и содержанию источников. Последнее дает основание, например, тому же Хжановскому заявить в его «Истории литературы независимой Польши», что «Всемирная хроника» Бельского не имеет научного значения.[365] Автор современного курса истории польской литературы называет эту книгу «полуварварским продуктом средневековой культуры», но одновременно отмечает в ней следы новых, гуманистических веяний.[366] Оба автора признают тем не менее за Бельским заслугу первого польского историографа, создавшего труд по всемирной истории на своем родном языке, — труд, пользовавшийся в свое время значительной популярностью, будивший интерес к истории среди широких читательских кругов, которым до него такие книги, написанные по-латыни, не были доступны.
Однако если даже Бельский не является автором истории Скандербега, изложенной в его «Всемирной хронике», за ним остается заслуга одного из первых историков, популяризовавших биографию народного героя Албании в восточнославянских странах. «Всемирная хроника» Бельского, лежащая в основе публикуемой в настоящем издании древнерусской «Повести о Скандербеге», продолжала служить источником сведений о жизни и деятельности последнего в русской историографии до XVIII в., в конце которого на русском языке появились первые книги о Скандербеге, переведенные с французского.[367] Из хроники Бельского почерпнуты сведения о Скандербеге составителем Густинской летописи середины XVII в.[368] и русским историографом конца того же столетия Андреем Лызловым. Последний, отмечая, что «о сем Скандербеге много славных мужественных воинских дел повествуется в историях воинских», не считает возможным говорить о нем в своей книге «ради ее краткости», так как по мнению Лызлова «о таковом знаменитом победнотворце лучше совершенно молчати, нежели мало писати».[369]
IV. Имя Скандербега становится известным в нашей стране по крайней мере за двести лет до того, как появились на русском языке первые печатные книги о нем. Источниками сведений о его жизни и деятельности в древнерусской литературе явились не переводы книги Барлетия или ее западноевропейских переделок, а памятники историографии народов юго-восточной Европы, народов славянских стран.
Вскоре после своего выхода в свет «Всемирная хроника» М. Бельского была переведена на русский язык, о чем имеются сведения в известной описи царского архива 1575 — 1584 гг.[370] Несколько позднее литовский шляхтич Амброжей Брежевский перевел ее по приказанию польского короля Сигизмунда Августа «на науку и поучение русским людем», как говорится в приписке к спискам этого перевода.[371] Перевод Брежевского не получил, очевидно, широкого распространения и известен всего лишь в нескольких списках.[372]
Гораздо большее распространение получили выдержки из обеих хроник М. Бельского, вошедшие в состав русских хронографов различных редакций. Одной из таких выдержек считается глава из хронографа 2-й редакции, озаглавленная: «О Албанской стране и княжестве их».[373] Однако П. А. Ровинский в своей книге о Черногории, на которую мы уже ссылались, считает эту статью «коротеньким изложением» южнославянской повести о Скандербеге-Черноевиче.[374] Два противоречивых мнения могли появиться потому, что статья хронографа об Албании имеет точки соприкосновения с обоими этими произведениями, но в целом не похожа ни на одно из них.
Статья хронографа «О Албанской стране и княжестве их» прежде всего совершенно иначе, чем оба эти источника, охватывает материал биографии Скандербега: в ней излагается только первый период жизни и деятельности народного героя Албании, до смерти султана Мурата. Второй период биографии Скандербега, которому и у Барлетия, и у Бельского уделено не меньшее внимание, чем первому, охарактеризован в этой статье одной только коротенькой фразой: «И паки Магмет с Скандабергом сотворяет брань не единожды или дважды, но многажды».[375] После этой фразы сообщается, как и во всех версиях биографии Скандербега, о смерти и погребении Скандербега и о разграблении турками его могилы.
